Шрифт:
Закладка:
– Почему вы молчите, мисс Хант? – спрашивает она. – Вы уже совершили ошибку молчания и отсутствия. И дорого за неё заплатили.
Я дрожу как лист. Кровь пульсирует в черепе, так что он вот-вот взорвётся. Я отступаю. Леди А. не сводит с меня глаз.
– Видимо, недостаточно дорого, – добавляет она и делает С. знак подойти.
– Я бы хотел защитить вас, – говорит он с сожалением. – Но вы опять предали меня, Мила.
Я мотаю головой, намереваясь возразить, но С. останавливает меня властным жестом.
– Вы уже обещали быть послушной, – вздыхает он. – И снова обманули. Теперь я ничего не могу сделать для вас.
Его голос заглушают рыдания.
– Нет, С., я…
Свет начинает гаснуть, как если бы ночь одержала победу, леди А. плавно исчезает. Остаётся только он. Руки опущены, кулаки сжаты. И я – обезумевшая, растерянная. Я хочу куда-нибудь спрятаться. Но маленькие холодные ладошки хватают меня сзади. Я отбиваюсь. С. ставит меня к стенке и отводит глаза.
– Мила…
– Нет, НЕТ, НЕ СТРЕЛЯЙТЕ!
– Мила!
Я вскакиваю, задыхаясь, и грубо освобождаюсь от ледяной хватки.
Озираюсь вокруг. Я в хижине. С меня течёт пот. Съёжившись, опускаюсь на краешек кровати. Передо мной стоит Вера. Тоненькая, как прутик, в серой ночной рубашке, с распущенными волосами до пояса. Она похожа на привидение. Машинально я обнимаю Веру за талию и прижимаюсь лбом к её животу.
– Извини, – шепчу я. – Мне приснился кошмар.
Я чувствую, как Веру коробит от моего прикосновения, но она не отталкивает меня. Смутившись, я сама её отпускаю. К счастью, Вигго уже нет.
– Ты кричала, – говорит Вера.
– Ничего страшного. Со мной такое бывает время от времени. Но я не лунатик и не душу соседей, сама о том не подозревая. Где Вигго?
Она пожимает плечами.
– Когда Вигго злится, он уходит, – вот и всё, что я слышу в ответ.
Видимо, Вера привыкла не задавать ему вопросов, уважать его тайну. И я должна научиться тому же. Поколебавшись немного, она спрашивает:
– Кто такой Нильс?
– Друг.
– Ты его звала…
Я не хочу продолжать этот разговор, но почему-то всё же признаюсь:
– В настоящее время он совершенно точно уже умер. А мне приснилось, что он здесь. В этой хижине. Живой.
Я встаю, но, пошатнувшись, хватаюсь за стену. И спешу успокоить испугавшуюся Веру:
– Всё в порядке. Пойду умоюсь. Ложись, ещё слишком рано.
– Мне тоже иногда снятся кошмары, – произносит она, глядя в пол.
Я вдруг словно слышу, как бешено колотится её сердце. Снова закрываю дверь. Вера стоит не шелохнувшись.
– Хочешь, поговорим, – осторожно предлагаю я.
Такое чувство, что она не услышала. Но нет.
– Это было вначале. Когда…
Продолжение фразы будто застревает у Веры в горле. Мне бы хотелось как-нибудь её подбодрить. Но я совсем не умею общаться с теми, кто младше. Мы с братом никогда не говорили по душам. Это был своего рода закон. Им установленный. Я могла лишь защищаться и сопротивляться его диктатуре. Пух, мой ужасный маленький деспот, как же мне тебя не хватает…
Вера решается продолжить.
– …когда Соня умерла.
– Как это произошло? Тебе необязательно отвечать.
– Они её убили.
Голос Веры становится жёстче, в глазах вспыхивают искры гнева, так хорошо мне знакомые.
– Кто они?
– Те. – Она кивает на окно. – С другой стороны.
– О ком ты говоришь, Вера?
Она наконец поднимает на меня глаза.
– О людях из Центра. Они убили мою сестру.
Её дыхание учащается.
– Ненавижу их. Каждого.
Такое чувство, будто из меня выпустили кровь. Я сжимаю руками свои плечи.
– Они не все такие.
– Нет. Все. Они атаковали нас, как вчера вечером. Они всех убили…
Что тут скажешь? Закрываю глаза, словно это поможет спрятаться от стыда и вины. Хочется уже закончить разговор. Когда я вру Вере, мне кажется, я действую заодно с чудовищами, убившими её сестру.
– Они были повсюду, – продолжает девочка. – Соня спрятала меня. И когда они приблизились, выскочила и побежала, чтобы увести их подальше…
Вера осекается. Воспоминание ещё слишком болезненно.
– Я слышала выстрелы, – еле слышно шепчет она.
Я понимаю, что больше Вера ничего не расскажет. Боль снова запирается в сейф и задвигается в дальний угол памяти. Что я могу ответить этому измученному ребёнку, винящему себя в гибели сестры? Ничего. Не уверять же её, будто люди, отравившие ей детство и сломавшие жизнь, на самом деле хотели как лучше? В любом случае я уже знаю, что не найду слов, чтобы оправдаться, когда Вера узнает, кто я. И неизбежно буду выглядеть в её глазах предателем, заслуживающим лишь глубочайшего презрения.
Мне нужно только одно. Закончить эту историю. И побыстрее. Выполнить задание, как смогу, и исчезнуть. При условии, что я сумею забыть Веру и её боль.
– Ещё рано, – тихо говорю я. – Попробуй уснуть.
Но она продолжает неподвижно стоять передо мной. Я опускаюсь на кровать и протягиваю руку. Вера подходит, стараясь не смотреть на меня. Садится. Потом вытягивается рядом. Какое-то время мы лежим, глядя в потолок. Потом я поворачиваюсь и вижу слёзы на её щеках.
– Я не могу быть Соней, – мягко произношу я. – Она была чудесной. Тогда как я…
Мне приходится сделать паузу, чтобы подобрать слова.
– Все её любили. Со мной же – наоборот. Но это нестрашно, что я не Соня. Я могу быть для тебя кем-то другим. Кем пожелаешь.
Я знаю, что она меня слушает. Знаю, поскольку в её возрасте очень хотела, чтобы кто-нибудь вот так поговорил со мной. И я наконец нахожу нужные слова. Они прорываются сквозь все мои страхи и раны, сквозь всё моё прошлое.
– Я могу быть кем-то, кто любит тебя. Пусть по-другому, не как Соня. Кем-то, кто тоже заботится о тебе. Ведь ты не должна одна заботиться о других. Ты гениальная девочка, Вера. Гениальная. Ты заслуживаешь, чтобы тебя любили.
Я не в силах говорить. Горло сжимается. Всё, больше не смогу вымолвить ни слова, уж я себя знаю. Поэтому просто накрываю её руку своей. Вера вздыхает, но не отталкивает. Такое впечатление, будто у меня в ладони маленькая птичка. Сильная и хрупкая одновременно. Практически никогда я не испытывала желания кого-то приласкать. И эта внезапная нежность успокаивает меня. Вере больше не придётся в одиночку быть сестрой милосердия для всех. Нас теперь двое – раненных в сердце, неисцелимых, сидящих у изголовья
