Сигарета потухла, вождь замолчал. Профессору нечем было ответить. Варгас думал о будущем своего маленького государства точно так же, как это делает любой правитель. Брошенные на произвол судьбы десятки людей ежевечерне в своих тряпичных и картонных постройках думают о своем будущем и втайне надеются на чудо.

Закрыв лицо руками, Афа согнулся, сидя на низенькой табуретке старика Мэле, и молчал. Безысходность крохотного поселения, безысходность одичавших людей, живущих за скалами, безысходность всего человечества надвигалась на профессора могучей волной, непреодолимой и неотвратимой.

Вернулась Даша, и в лачуге запахло кофе.

– Что-то случилось? – спрятанное лицо Афы испугало женщину.

– Нет, Даша, все так, как надо. Варгас думает о будущем, спрашивает меня о коммунизме, а я не знаю, что и сказать по этому поводу.

– О коммунизме? – Даша рассмеялась. – Дался ему этот коммунизм…

– Варгас, извини, что мы говорим по-русски, – неожиданно опомнился профессор. – Я рассказал Даше о нашем разговоре и твоем вопросе о коммунизме.

– Это я понял, слово «коммунизм» я разобрал, – сказал вождь, не поднимаясь с лежанки. Кофе его мало интересовал. – Я думал, что все русские – коммунисты. Я ошибался.

– Да, так было… было, вождь, – заговорила Даша. – Очень давно, когда произошла революция, победили сторонники коммунизма, а всех недовольных расстреляли или выслали из страны. С того момента все стали коммунистами, вернее, поддерживали коммунизм. Но прошло немного времени, и люди поняли, что его, этот коммунизм, нашей стране не достичь никогда. И опять появились противники, и Россия решила поменять свои законы на другие. Стало еще хуже. Потом и это новое решили изменить на что-нибудь европейское, позаимствовать у других стран. В конце концов большинство превратилось в нищих, а процентов десять – в богачей. Стало отвратительно жить в России, люди перестали любить ее, мечтали уехать из страны куда-нибудь подальше. Те, кто хотели остаться и что-то исправить, оказались в тюрьмах. Или просто смирялись и замолкали. Вот и весь коммунизм, Варгас…

Профессор перевел слова женщины, он сам с удивлением слушал Дашу и внимал каждому ее слову: все было неожиданно для Афы. Хотелось спрашивать еще и еще, но профессор понимал, что ответы будут приблизительно такими же: без точного анализа, без доказательств – обычное чувственное переживание невзгод.

Варгас же, наоборот, заинтересовался, он даже приподнялся на лежанке:

– А почему становилось хуже, если все думали одинаково, то есть не было противников, которые бы мешали?

– Вождь, я отшутилась, хотя говорила правду. Если тебя действительно интересует Россия и ее судьба, я должна подумать, как тебе ответить.

– Конечно, подумай. – Варгас удивился такому ответу Даши. Он с любопытством смотрел на профессора, пытаясь отыскать объяснение такому поведению русской женщины, рассказывающей о своей стране.

– Надо начинать издалека, вождь, если ты хочешь знать правду. Ни один момент истории России невозможно объяснить отдельно, самостоятельно. Все связано, и одно вытекает из другого. Когда я была студенткой, в нашем институте работал старый профессор. Он преподавал совсем другой предмет, но мы часто собирались у него дома и разговаривали. В России приняты такие собрания, когда можно высказать свое мнение или послушать чужое. В обычной обстановке, на лекции например, никто не будет говорить искренне. Это не принято, потому что опасно. И этот страх пришел из глубины, с того времени, когда Россия была еще далека от нынешнего своего состояния.

– Ты училась в институте? – неожиданно спросил Варгас.

– Да, вождь, я образованная дама, – рассмеялась Даша. – У меня хорошее образование, но ненужное. Когда я это поняла, то у меня не оставалось выхода, кроме как искать другой способ выживания. Я приехала по контракту в Сингапур. Они набирали официанток и танцовщиц из Европы в рестораны. Потом выяснилось, что танцовщицы – это только название, им нужны были проститутки, которые выглядели иначе. Тогда я получила еще одно образование, которое и привело меня в конце концов сюда, за стену Байхапура…

Даша говорила легко и даже с нелепым смешком. Невольно поддавшись этому настроению, профессор переводил слова женщины с такой же дурашливостью. Вождь во все глаза смотрел на двух бессмысленно довольных людей и удивлялся их легкомыслию.

– Извини, я тебя перебил, – проговорил обескураженный Варгас. – Пожалуйста, говори дальше. Я остановил тебя, когда ты рассказывала о тайных собраниях у своего учителя.

– Не переводи, Афа. – Даша остановила профессора. – Я все понимаю. Мне на малайском только говорить трудно, я стесняюсь.

Профессор приподнял ладони в знак согласия и приготовился слушать. Он узнавал Дашу с совершенно другой стороны, узнавал ее мир, ее ум, ее жизнь…

– Российское государство появилось для спасения православной веры. А до этого вместо страны была зимняя база викингов, которые спускались к Черному и Средиземному морям по нескольким путям. Один из них проходил через нынешнюю Россию.

Даша остановилась и оглядела мужчин. Пока профессор переводил сказанное, она смотрела на вождя, пытаясь понять его заинтересованность.

– Православие погибало в Византии, древней стране. Погибало оно изнутри, но была и внешняя опасность. Священники понимали гибель своей религии и пытались найти территорию спасения. Вокруг существовали страны с уже устоявшимися религиозными правилами – католичеством, мусульманством, буддизмом… Оставался только север с непонятными народами и культурой. Уговорив норвежских князей принять православную веру, скрыв истинную причину, византийские священники спасли от исчезновения апостольский канон жития Иисуса Христа. Приняв веру, викинги обрушили ее на языческие племена, жившие на той территории. Это единственный случай в истории человечества, когда за несогласие с новым взглядом на мироздание людей уничтожали, убивали, живьем топили в реках. Православие – прекрасная вера, одна из самых чистых религий человечества. Принятое в России как единственно верное учение о Боге и его промысле, оно все-таки не сочетается с русским народом в самом глубинном смысле своем. Прежнее язычество, вырванное с корнем, оставило в людях только видимую часть религиозного сознания, лишив истинности единение сердца и слова Христова.

Профессор слушал женщину, полностью поглощенный ее словами. Так просто он никогда не мыслил о своей прародине и о своей вере. Религиозная истовость родителей исключала всякую возможность предполагать сказанное Дашей. Но то, что Афе было известно о сегодняшней России из тех редких разговоров в Дубровнике, полностью подтверждало услышанное. Он даже вспомнил фразу, брошенную где-то в курилке одним русским психологом, преподавателем университета: «Учение Христа, к сожалению, не корреспондируется с русским менталитетом»… Фразу, которая чуть ли не дословно прозвучала сейчас в словах Даши.

Варгас тоже