Sermon du la Montagne» предлагают свою исправленную редакцию, согласно которой слушатели Иисуса должны быть дивиться тому, что он говорит краткими афоризмами Иисуса, Сирахова сына, и Галилея, а не многословными хитросплетенными фразами книжников. Здесь следует отметить, что люди Востока вообще обнаруживают склонность к кратким и крылатым мудрым изречениям. Особенною популярностью пользовались сборники мудрых изречений у иудеев, у которых эти сборники заменяли отсутствовавшую в древней Иудее изящную литературу. Такими сборниками являются книги «Притч Соломоновых» ,"Экклезиаста» ,"Премудрости Иисуса, сына Сирахова» и «Премудрости Соломона». У греков же афоризмы Феогниса не особенно высоко ценились, так как Гомер и греческая драма представляли собой более сочный и привлекательный литературный материал. В иудейской литературе мы не найдем ничего, кроме изречений, законов, хроник и пророческой декламации. Мы, однако, никак не можем согласиться с заключительным предположением «Origines». У нас нет ни одного серьезного основания для того, чтобы поверить, что Нагорная проповедь, как таковая, могла быть где-нибудь и когда-нибудь произнесена реальным проповедником.

С другой стороны нам теперь известно из одного источника, который был еще неведом во времена «Origines», что, как раз, непосредственно перед появлением иезуизма, в иудейском обществе существовал новый сборник моралистических афоризмов, составленный для поучительных целей. Сборник этот «Учение (евангелие) двенадцати апостолов» — чрезвычайно ценный документ, открытый Бриеннием в 1873 г. и опубликованный им в 1883 г. Иудейское происхождение этого документа, как мы уже видели, совершенно неоспоримо. Столь же вероятно и предположение, что источник этот в своем первоначальном виде содержал тот идейный материал, который впоследствии вошел в Нагорную проповедь.

Мы уже указывали, что стряпня христианских интерполяторов начинается в этом документе с восьмого параграфа. Однако, это вовсе не означает, что в первоначальном документе было только семь параграфов. Надо полагать, что за ними следовало, по крайней мере, короткое, опущенное христианами, заключение. Важнее всего, однако, то, что 1-й параграф содержит в себе некоторые ipsissima verba (подлинные слова) Нагорной проповеди, что 8-й параграф после беглого упоминания крещения и троицы говорит снова о таких вещах, которые мы находим в V-VII гл. Матфея. Наиболее значительные мысли, содержащиеся в первом параграфе, таковы: «Благословляй проклинающих тебя, молись за врагов твоих, постись за преследующих тебя; ибо какой награды можешь ты ждать за любовь к любящим тебя? Разве не поступают так и язычники? Люби же тех, кто тебя ненавидит, и у тебя не будет врагов. Воздерживайся от плотских и мирских вожделений. И, если ударит тебя кто в правую щеку, подставь ему также и левую. И, если заставит тебя кто пройти одну милю, пройди с ним две. И, если кто отнимет у тебя плащ, отдай ему также и рубашку. И, если кто-нибудь отнимет у тебя что-нибудь из твоего, не требуй назад, ибо воистину ты не знаешь ничего твоего. Всякому просящему давай и не требуй возврата». Даже в христианской редакции, в которой дошло до нас «Учение 12 апостолов», нет никакого намека на то, что 1-й параграф является повторением некоторых мест из евангелий. При самом щепетильном отношении приходится признать это «Учение» дохристианским документом, совершенно официально предназначенным для жившей среди язычников иудейской эмиграции. «Учение» потому-то так долго и было в ходу среди первоначальных иезуистов, что оно получило широкое употребление в целях религиозно-этической пропаганды. Именно в этом «Учении» христисты обрели основу для своего мифа о двенадцати апостолах еще до того, как появились евангелия. Именно здесь иезуисты нашли первый образец для тех поучительных проповедей, которые были ими приписаны впоследствии Иисусу, а особенно для Нагорной проповеди. Искусственность и мозаичность этой проповеди получает, таким образом, подтверждение с двух сторон.

При лишенном предвзятости исследовании Нагорная проповедь оказывается не подлинной речью какого-то проповедника, а искусственно сшитой литературной компиляцией. Но если даже целый набор цитат и мог бы быть кем-нибудь преподнесен в виде проповеди, то кто же был в состоянии записать и сообщить ее нам. Кроме этого непонятно, почему эта «проповедь» оказалась столь длинной в 1-м евангелии и такой краткой в 3-м, раз существовал о какое-то документальное воспроизведение «Нагорной проповеди». У нас нет пока никакого основания предположить, чтобы у иезуистов был какой-нибудь повод для того, чтобы, выдумав рассказ о Нагорной проповеди, попытаться придать этим большее правдоподобие какой-нибудь претензии, связанной с содержанием этой «проповеди». Что касается «горы», на которой, якобы, произносилась проповедь, то о ней мы уже говорили в первой части настоящего сочинения.

Та манера рассказа о «Нагорной проповеди», которую мы при внимательном чтении обнаруживаем в 1-ми 3-м евангелиях, не оставляет никакого сомнения на счет вымышленности всего рассказа. Вначале там сообщается, что Иисус произносил, якобы, свою проповедь одним ученикам, а в конце рассказа нас уверяют, что проповедь произносилась, якобы, перед целой толпой народа. Совершенно ясно, что в первоначальном тексте евангелий либо имелись в виду лишь одни ученики, либо говорилось о целой толпе слушателей, но во втором случае вводные строки об учениках и горе являются интерполяцией. Надо думать, что именно второе предположение и является правильным. Конечно, трудно подумать, чтобы составители евангелий могли всерьез рассказывать о том, чтобы какой-нибудь проповедник повел за собой целую массу людей на горную высоту всего лишь для того, чтобы произнести там десятиминутную проповедь. Однако, деталь о горе и двенадцати апостолах еще более мифична. Ведь «гора» имеет свои прообразы не только в языческой, но и в иудейской мифологии. Разве не преподал Моисей своего закона именно «с горы»? И евангельский Иисус на горе является все тем же солнечным богом, окруженным «двенадцатью» знаками зодиака.

Что это так, видно из рассказа евангелий об избрании двенадцати: «Потом взошел на гору и позвал к себе, кого сам хотел, и пришли к нему. И поставил двенадцать...». Тут перед нами язык настоящего мифа. «Двенадцать», как мы знаем, судя по всему, неисторичны, но уже один рассказ об избрании их доказывает их неисторичность. Какая-нибудь картина или скульптура, изображавшие солнечного бога, стоящего на своей горе, окруженного двенадцатью знаками зодиака, могли быть вполне достаточным поводом для повторяющегося многократно евангельского рассказа об Иисусе, который учил своих «двенадцать» на «горе», неизвестно какой. Только сила предания и авторитет церкви могли заставить людей поверить в правдивость этого рассказа. Что касается упоминания Луки о «ровном месте», то, очевидно, оно является интерполяцией, предназначенной как-нибудь загладить расхождение между двумя евангелиями в передаче «проповеди». Так что у Луки проповедь является уже не «Нагорной», а какой-то иной. «Двенадцать» у Луки тоже вставлены задним числом, быть может, для того, чтобы усилить авторитет мифических апостолов.

XXXVIII. «Отче