–Вы бабушка Джейкоба? Могу я с вами переговорить?

Лиз подняла глаза и увидела улыбающееся лицо женщины, которую она знала по родительским собраниям и рождественским ярмаркам – безупречная миссис Белл.

По рядам мам и бабушек пробежало ощутимое волнение, и Лиз была уверена, что услышала, как Мэгс Престон-Бэтти произнесла «ну вот, опять».

Войдя в школу, она увидела, как Мэгс Престон-Бэтти изобразила телефон, а миссис Белл с улыбкой подняла вверх большой палец. Смысл был очевиден: «поговорим позже». Дружелюбность этого жеста заставила Лиз почувствовать себя изгоем в этом солнечном, веселом сообществе, каким был класс «Ивушка»,– ведь она бабушка того ужасного Джейкоба Ньюсома.

Все внутри школы – вывески, декор, техника – было ярким, энергичным, совершенно отличным от профессии, которой она отдала более тридцати лет. На стенах висели стенды, отражающие самые последние тенденции начального образования: Британские ценности, Веб-клуб, Найдите переднее наречие! (Это прогрессивная и динамичная образовательная среда, гласил отчет министерства образования.) Они слишком ясно доказывали, что профессия, которая была когда-то смыслом жизни Лиз, уплывает все дальше и дальше вперед по бурным волнам перемен. Единственное, что немного выбивалось из этой современной прогрессивной среды, была сама миссис Белл, с ее седеющими каштановыми волосами, веселым лицом без макияжа и мешковатым фиолетовым джемпером.

Она остановилась перед классной комнатой «Ивушка».

–Как вы уже поняли, «бабушка Джейкоба»,– она изобразила легкомысленные кавычки,– у нас налажена система отчетов, и мне очень жаль, что я вынуждена сообщить, что у нас произошел некий инцидент.– В ее голосе послышались нотки веселья. У Джейкоба был чудесный день, пояснила она: он заработал три эмодзи (Лиз сделала мысленную пометку выяснить, что за зверь эти эмодзи)– отличный результат для любого ребенка. Но затем… Тут слова миссис Белл стали точными, тщательно подобранными, с налетом грусти… Затем во второй половине дня он «вышел из себя», стал очень враждебным, агрессивным и – многозначительная пауза – уничтожил рисунок другого ребенка.

–Это было творчество Элси Престон-Бэтти?– не удержалась Лиз.

–Нет.– В добродушном тоне миссис Белл прорезалась сталь, дававшая Лиз понять, что она не любит, когда ее прерывают, и она не намерена рассказывать, чей именно рисунок был уничтожен. Пристыженная, Лиз посмотрела себе под ноги, боясь снова оказаться в немилости.

Миссис Белл продолжала. На этом дело не закончилось. Судя по всему, Джейкоб отказался разговаривать с ней самой и ее ассистенткой, выполнять какие-либо задания, короче говоря, продолжал злиться и нарушать дисциплину до конца дня. А она старалась как могла. Каждый божий день. Почем зря. С усталым видом, который отражал серьезность приложенных усилий, миссис Белл рассказывала о том, как вечерами допоздна придумывала стратегии работы с Джейкобом, составляла таблицы, планировала индивидуальные задания. И она не собиралась сдаваться, о нет! Она рассказала Лиз о стратегии, составленной вместе с Тимом и Леони, и о соглашении, подписанном ими и самим Джейкобом, согласно которому семья будет получать уведомления о любых проступках, а затем дома у него в наказание отберут планшет.

Именно этого миссис Белл и хотела от Лиз, поскольку, как она поняла, сегодня он останется с ней.

–Конечно,– покорно пробормотала Лиз.

И тут миссис Белл открыла дверь в класс, явив сгорбленную маленькую фигурку, за которой пристально наблюдала ассистентка, нарезавшая (с довольно мрачным видом, по мнению Лиз) бумагу с помощью резака.

–Добро пожаловать в творческий хаос,– сказала миссис Белл с извиняющимся смехом.

Первой мыслью Лиз было то, как похожа на мать Дерека эта сердитая сгорбленная фигура.

Вторая мысль была связана с классом миссис Белл. Творческий хаос – это не то выражение, которое она бы выбрала.

Это была, выражаясь аккуратно, попросту свалка.

Здесь было грязно, и речь шла не про обычный для кабинета в десять минут третьего кавардак… Царивший здесь беспорядок выходил далеко за рамки одного учебного дня, он явно накапливался в течение дней, недель и месяцев.

Все доступные поверхности были завалены вещами: листы, папки, тетради. Все лежало вперемешку. В этих кучах не было никакой системы. Книги с загнутыми уголками лежали стопками напротив папок с кольцами, а те – напротив пластиковых папок, набитых рабочими тетрадями. Ничего похожего на аккуратно маркированные лотки для бумаг, которые были характерны для всех классов, которыми руководила Лиз. Здешние лотки казались хранилищами совершенно случайных предметов – цветной бумаги, упаковок фломастеров (без колпачков), в одной даже лежали павлиньи перья. Все было переполнено: деформированные коробки, ящики и шкафы не закрывались, большой канцелярский шкаф в углу, казалось, вот-вот опрокинется.

Возможно, на это можно было бы не обращать внимания, если б здесь царила творческая атмосфера. Лиз вспомнила классную комнату Пэт, которая никогда не отличалась чистотой, но там всегда было что-то интересное, задрапированное, склеенное или висящее. Но здесь… было скучно. Поблекший картон, потрепанные стенды – темно-коричневый и оливково-зеленый тона выцвели на солнце до неинтересного серого цвета. Да и сами экспонаты – осенние листья, зимние стихи – в конце марта были уже давно неактуальны. Но что действительно решило все для Лиз, так это ежедневник учителя. Ее сердце сжалось, когда она вспомнила свой собственный безупречный зеленый фолиант, который Топси благоговейно мастерила для нее в конце каждого лета, готовясь к сентябрю,– с разделами и кармашками с ярлычками, разложенный на видном месте в классе, как Библия на пюпитре. Ежедневник миссис Белл, лежавший на столе под разными листами, потрепанным экземпляром «Ведьм» икофейной чашкой, представлял собой скоросшиватель с кольцами, набитый так же туго, как и все остальные папки в комнате, а обложка помялась от количества торчащей бумаги. Миссис Белл, несмотря на все ее разговоры о том, что она проводит вечера и ночи за планированием (почем зря), очевидно, не тратила ни капли энергии на то, чтобы навести порядок в классе.

–Оставь нас на минутку, Трейси,– попросила миссис Белл, и та подчинилась. Лиз показалось или, когда молчаливая фигура покинула комнату, в воздухе повисло напряжение?

–Джейкоб, твоя бабушка здесь. И мы должны рассказать ей о том, что ты сделал сегодня днем.

–Я слушаю, Джейкоб.– Лиз придала своему голосу суровый тон и получила в ответ насупленный взгляд.

–Если ты не хочешь говорить бабушке, тогда придется мне,– печально вздохнула миссис Белл,– потому что я уверена, что у твоей бабушки нет времени стоять здесь и ждать, пока ты заговоришь.

Миссис Белл приступила к рассказу о прошедшем дне. Отличное начало, три эмодзи (она жестом указала на доску, испещренную выцветшими смайликами: так вот что такое эмодзи? Смайлики? По крайней мере, она могла бы заламинировать их). Он пробовал поупражняться в письме (это все, о чем я прошу, просто попробуй, Джейкоб!)– но затем пришло время творчества.