Присутствие всех постоянных слушателей Высших военно-научных курсов обязательно.

В тот же день в конференц-зале „Биотерапии“ научное собрание Общества русских врачей имени Мечникова. В повестке дня: профессор В.Н. Сиротинин – „О некоторых особенностях течения скарлатины у взрослых“; доктор Б.Н. Беляев – „К вопросу о лечебном действии минеральной воды «Бурбуль» при вторичных гипохромных анемиях“. Начало в 8 часов вечера».

Если вы, читатель, собрались посетить это заседание, то не ошибитесь адресом, так как в тот же день и в тот же час в другом конференц-зале другого учреждения и на другой улице состоится научное заседание Союза русских врачей с другой повесткой дня.

– Что за чепуха! – воскликнет читатель. – Разве Общество русских врачей и Союз русских врачей не одно и то же? И почему два заседания в разных местах, но в одно и то же время?

Нет, в эмигрантском «государстве» это совсем не одно и то же. Две совершенно самостоятельные организации, два устава, два правления и две группы членов, постоянно поливающих друг друга грязью и осыпающих друг друга проклятиями.

– А что же они не поделили, будучи все до одного эмигрантами и живя в одном и том же городе? – продолжит свои удивленные вопросы читатель.

Нет, в эмигрантском «государстве» они не одинаковые. Одним казалось, что другие «слишком правые», а этим последним казалось, что первые «чересчур левые». Отсюда непримиримая вражда двух врачебных лагерей.

К русским врачам, осевшим во Франции, мне придется вернуться несколько позже, а сейчас продолжим дальше чтение хроники.

«Сегодня, в 8 часов вечера, в верхнем зале кафе „Данфер-Рошро“ собрание молодых поэтов. Читать свои новые стихи будут Ладинский, Бек-Софиев, Евангулов и другие. Вход свободный».

«Кружок любителей русской оперной и камерно-вокальной музыки сообщает, что в зале Христианского союза молодых людей (бульвар Монпарнас, 10), ровно в 4 часа генеральная репетиция концерта из произведений Аренского. Просьба не опаздывать».

«Последние спектакли Пражской группы Московского Художественного театра переносятся в помещение театра „Батиньоль“. Цены на места снижены. Оставшиеся билеты – в кассе театра. Следите за афишами».

«В начале будущего месяца в Париж возвращается из гастрольной поездки по Австралии хор донских казаков.

Хор даст несколько концертов в зале Гаво, после чего в полном составе выедет в Канаду, где пробудет до конца лета».

«Нам передают из авторитетного источника, что известный американский антрепренер Юрок только что подписал с регентом церковного хора на улице Дарю Н.П. Афонским контракт на 30 концертов, которые хор даст в начале будущего сезона в ряде городов Соединенных Штатов Америки».

«В четверг, в 9 часов вечера, в большом зале Русской консерватории выступление учеников и учениц класса профессора Муромцевой. Будут исполнены арии, отрывки из опер и романсы Глинки, Чайковского, Римского-Корсакова, Гуно, Бизе, Массне, Беллини, Доницетти, Россини.

Вход по пригласительным билетам, которые можно получить в канцелярии консерватории».

– Что? – воскликнет изумленный читатель. – Русская консерватория в Париже? Да и как понимать это слово «консерватория»: так же как и Народный университет или еще как-нибудь?

Нет, на этот раз слово «консерватория» нужно понимать в самом подлинном его значении. А русской она называлась потому, что все ее преподаватели были из русских музыкантов – инструменталистов, вокалистов, теоретиков и искусствоведов; потому, что преподавание в ней велось на русском языке и по программе русских столичных консерваторий дореволюционного времени, и, наконец, потому, что весь уклад ее жизни был основан на традициях, восходящих к временам основателей Петербургской и Московской консерваторий Антону и Николаю Рубинштейнам.

Состояла она в ведении Русского заграничного музыкального общества, председательницей которого в течение долгих лет состояла Н. Алексинская, последняя жена известного эмигрантского черносотенного общественного деятеля и хирурга Алексинского, о котором уже говорилось в одной из предыдущих глав.

Н. Алексинская слыла в «русском Париже» дамой весьма эксцентричной и пользовалась в музыкальных кругах общей неприязнью. Но у нее была одна драгоценная в эмигрантской жизни способность: она умела выуживать у богатых французов и иностранцев крупные деньги на содержание консерватории. Ради этого свойства ее ежегодно переизбирали в председательницы Русского заграничного музыкального общества.

Большую материальную поддержку консерватории систематически и долгие годы оказывали также С.В. Рахманинов, С.А. Кусевицкий, Н.А. Орлов и многие другие русские музыканты. Благодаря этому Русская консерватория проявила необыкновенную живучесть. Я едва ли ошибусь, сказав, что это было самое живучее из всех эмигрантских учреждений.

Она не прерывала своей деятельности даже в годы войны и гитлеровской оккупации и существует по сей день. Занимала она большой особняк в аристократической части Парижа, в 16-м городском округе, на том отрезке набережной Сены, которая носит со времени Версальского мира название авеню Токио.

Эта Русская эмигрантская консерватория не избежала общей участи всех эмигрантских учреждений и объединений. Взаимная грызня, склоки, интриги, борьба тщеславий и уязвленных самолюбий ее организаторов и преподавателей привели к тому, что вместо одной консерватории в «русском Париже» оказалось… три консерватории.

Одна из отколовшихся ее частей присвоила себе довольно громкое название – Нормальная консерватория. Во главе ее стояли московский музыкант Гунст и, если я не ошибаюсь, композитор Акименко. Она страдала обычной для большинства эмигрантских учреждений болезнью: хроническим денежным малокровием. Просуществовала она несколько лет и в 1930-х годах тихо скончалась, не оставив о себе в «русском Париже» сколько-нибудь заметной памяти.

Но третья по счету парижская эмигрантская консерватория была довольно серьезным конкурентом основной, от которой она откололась. Называлась она Народная консерватория и состояла филиалом Народного университета. Собственного помещения она не имела. Преподаватели вели занятия у себя на дому. Для выпускных концертов и других публичных выступлений снималась какая-либо небольшая концертная зала. Занятия велись почти исключительно по классам фортепьяно, скрипки, виолончели и пения. Таким образом, она была более похожа на музыкальное училище, чем на истинную консерваторию. Как и Народный университет, она не требовала от учащихся при их поступлении никакого образовательного ценза, а при окончании никаких дипломов не выдавала. Но она привлекла к себе довольно значительное их число и так же, как и Народный университет, обнаружила большую живучесть, просуществовав около полутора десятков лет.

Среди вопросов, с которыми ко мне обращаются мои собеседники с момента моего возвращения на родину и по сей день, одним из самых частых был такой:

– Чем объяснить странное явление, что среди вас, репатриантов, подавляющее большинство одинокие мужчины, никогда не бывшие женатыми, хотя и достигшие возраста 50–60 лет?

Наблюдение это совершенно точное и в полной мере отвечающее действительности. Достаточно сказать, что в очередной группе репатриантов из Франции, вернувшейся вместе со мною в самом конце 1947 года, из 1500 человек было 1300 одиноких мужчин, в