Шрифт:
Закладка:
Если вернемся.
– Думаешь…
– Это вроде сторожевого пса. – Милисента поморщилась. – Я не знаю. Тут вроде видишь что-то и понимаешь, для чего оно. А что-то нет. Оно не живое. И не было живым никогда. Но поставлено, чтобы те, кто тут живет, не разбегались. Обыкновенного человека заморочит. И не человека тоже. Но ослабло за столько времени.
И подтверждением ее слов стало гневное эхо, долетевшее до Чарльза.
Оно коснулось всех.
И утихло.
Потом город вдруг как-то взял и закончился. Пролетели мимо полуразвалившиеся лачуги, вид которых больше не вызывал удивления, и лошади, почуяв близость свободы, сами прибавили шаг.
Степь встретила седой травой, на которую уже ложились тени. Привстав на стременах, Чарльз обернулся. Сердце давило, а что-то дурное, подхваченное там, в городе, шептало, что стоит бы вернуться. Это же удивительное место.
Его нужно изучить.
Тщательно.
И сокровища опять же. Разве можно бросать сокровища?
Чарльз отряхнулся, сбрасывая липкие цепи чужой воли. Нет уж. Он даже сомневался, покажет ли кому-нибудь сделанный слепок. Слишком уж… опасно.
Для тех, кто придет сюда.
Хотя все одно придут.
Остаток дня – а солнце клонилось к закату слишком уж стремительно – ушел на то, чтобы отойти от проклятого города как можно дальше. И лишь когда тот вовсе исчез, растворился в сумраке, дышать стало легче. Чарльз и дышал.
Сидел, глядел на пламя, уже почти привыкнув к цвету его, и дышал.
Ночью. Сыростью. И терпкими запахами трав. Конским потом. Собственным. Другими запахами, которые стремился разобрать, разложить на части, выискивая средь них те, особенные, которые привязывали его к яви. Стоило прикрыть глаза, и перед мысленным взором вставали белесые, словно костяные, стены города.
– Не открывается, – пожаловалась Милисента.
На траву упало одеяло, на него – пурпурный плащ из ткани тонкой и блестящей, весьма похожей на шелк. Маменька бы оценила.
А ведь это тоже доказательство.
И надо попросить. Ему отдадут. Зачем им с Эдди плащ? А золото? Золото Чарльз тоже выкупит. По хорошей цене.
– Если оно вообще должно открываться.
Золото лежало кучей.
Милисента выгребла из карманов кольца и перстни, какие-то спутанные цепочки, которые завязались блестящими узлами. И в этих узлах поблескивали глаза драгоценных камней. Упало змеею тяжелое ожерелье. Покатились широкие браслеты, но Эдди успел поймать.
Милли же потрясла невзрачного вида коробку. Внутри определенно что-то лежало.
– Забавно, если окажется, что там любимая детская погремушка, – проворчала она и повернулась к сиу. – Так что из этого символы власти?
Она подняла перстень, украшенный крупным синим камнем. Если это сапфир, то воистину огромный. Камень в сумерках казался почти черным.
Сиу молча протянула ей кусок мяса. Но к коробке притрагиваться не стала. И Чарльз решил, что это разумно. В конце концов, кто их эти древние и проклятые клады знает.
А вот золото…
Вернуться домой. Описать. Открыть музей… Многие ведь создают собственные музеи, так чем он хуже? Экспозиция: «Золотые сокровища Проклятого города».
Или лучше «Тайного»?
Боги, какая пошлость. Маменька так и скажет.
– Голова болит, – пожаловался Эдди. – Будто кто-то по макушке кулаком стучит.
И Чарльз снова согласился.
Стучит.
От этого стука там, внутри, становилось жарко. И еще мутило.
– Красиво, да? – Милисента вытащила ожерелье, представляющее собой переплетенных змей. Чешую их изображали драгоценные камни, подобранные сложным узором. И змеи казались живыми.
– Я… лягу. – Эдди поморщился и руку к носу прижал. А затем уставился на ладонь, которая окрасилась алым.
Алым-алым.
Нарядным.
И у Чарльза так же. И… кажется, голова кружится. А еще удары изнутри. Это потому что мысли ломятся. Мыслям тоже нужна свобода. Наверное, если разбить голову, то они выйдут наружу. И станет хорошо. Долбежка точно прекратится.
Чарльз огляделся, пытаясь найти хоть что-то, о что можно разбить голову.
Но…
Камень!
Точно.
Вон, торчит из седой травы, манит. Если подойти…
– Эй, ты куда? – Голос Милли донесся издали.
Куда, куда… какое ей дело? Обычная девица слишком вольного воспитания. И не ей мешаться. Не ей лезть. Чарльз поднялся и сделал шаг.
Второй.
Его схватили за руку, и это прикосновение вызвало такую нечеловеческую ярость, которой Чарльз никогда прежде не испытывал. Он обернулся, оскалился…
И рухнул в траву.
– Вот же… – донеслось сверху. – Этак он живым и не доедет, если все время по голове бить. Хотя мозгов там явно немного.
Это показалось обидным.
Графчика я тянула до лагеря сама. За ноги. Но мордой кверху. Я ж не совсем злая, только чуть-чуть. А шустрый, главное, какой! Только отвернулась на мгновенье, а он уже по степи несется, что твой олень, да к городу. Насилу догнала.
И не остановить собиралась, а спросить, чего это он вдруг.
А он как повернулся, глянул, аж сердце в пятки ухнуло, и еще оскалился по-звериному. Правда, больше ничего не успел, потому как камень ему прилетел.
Прямо в лоб.
Вот графчик моргнул, стало быть, от столкновения этого и рухнул, где стоял. А я еще подумала, что этак мы его точно живым до цели не довезем. Но камень подняла.
Камни правильные на дороге не валяются.
– Спасибо! – крикнула я сиу, которая стояла с ремнем наготове и с камнем, в него вложенным. Ну это, думаю, если бы первого мало оказалось.
Сиу кивнула.
И села.
А я склонилась над графчиком. Ишь ты какой… обиженный. Губы скривил. Шевелит. Но зато живой. А голова… Глядишь, ежели дурь всякая из нее выбьется, то всем полегчает.
Я посмотрела туда, где чувствовался город.
Зовет.
И меня тоже. Если сосредоточиться, если прислушаться, то будто песню кто-то поет. Заунывную. И ласковую. Призывную.
Нет уж.
Не надо меня звать. Выбрались, и слава богам. Ну или одному. Тут я не решила еще, кто прав, Мамаша Мо с ее верой, наш пастор, которого она полагала еретиком и порождением ада, причем тут я местами готова была согласиться, или же «Большая энциклопедия верований и суеверий».
В общем, всем слава.
Я подхватила Чарли за ноги.
Оглянулась. Неужто Эдди не поможет? Но тот сидел неподвижно, вперившись взглядом в огонь, и только чуть покачивался. Что бы с ним ни происходило… в общем, побежать ему не позволят. За плечами Эдди я различила знакомую тень.
Ну, ему голову не расколют. Надеюсь. У братца она на диво крепкая.
– Что ж вы такие-то… – Я потащила Чарли по траве. А тяжеленный! И главное, с виду тощий, прям совсем никакой солидности. Откудова вес, спрашивается? В кости, что ли, ушло? Или, может,