То-то же…

– Я пойду, – сказала я не столько сиу, сколько Эдди. – В конце концов, тут же просто лестница. И…

– Мне это не нравится.

– Мне тоже, – согласился с братцем Чарли. – Это может быть небезопасно.

Может.

А что вообще тут безопасно? Сидеть у недогоревших костей и ждать, когда же это странное место меня сожрет? Нет уж, чем раньше мы выберемся, тем оно всем легче будет. И я решительно направилась к лестнице.

Глава 23,

где находятся сокровища и ниспровергаются покойные короли

Чарли глядел в спину девушке, которая спокойно, будто случалось ей уже бывать и в заброшенных городах, и в местах куда непригляднее оных, направлялась к подернутой искрящимся туманом лестнице. За спиной мрачно сопел Эдди.

А сиу молчали.

Девушка шла.

Вот нога ее ступила на золотые плиты…

А ведь золото здесь настоящее. И разное. Есть темное, красное, которое добывают где-то на Севере и в количествах малых. Его, почитай, все скупает Ассоциация алхимиков. И за кусочек такого, с высочайшей степенью сродства к энергии, прилично платят.

Есть бледно-желтое.

И почти белое.

И даже черное, словно обугленное, но тоже золото. И главное, оно поет. Чарльз слышит голоса, которые выводят престранную, но донельзя завораживающую мелодию. Стоит закрыть глаза…

Закрывать он не станет.

Он стоял. Смотрел. Неотрывно. И в какой-то момент стало казаться, что если отведет взгляд, то случится что-то очень и очень плохое.

– Я запомню, – тихо произнес Эдди. И был услышан.

Левая сиу что-то ответила, резко и зло. Ей возразила правая. Странный у них язык, похож на птичий клекот. Правда, опять же, от этого клекота мурашки по спине бегут.

И холодно.

От холода начинало сводить руки.

– Сиу не желают войны, – сказала старшая, которая тоже смотрела вслед Милисенте. – Но порой не остается ничего другого.

– Погодите. – Чарльз сглотнул: девушка добралась-таки до лестницы. И Сила, рассеянная над ней, послушно легла под ноги сияющим ковром. – Зачем война? С кем?

– С подобными тебе, человек, – ответила левая сиу. Она говорила тоже чисто, правда все одно ощущалось, что язык человеческий ей непривычен. – Ибо сказано, что, когда Сердце Великой Матери покинет своих детей, наступит предел времен.

– А воевать обязательно? – поинтересовался Эдди, впрочем не повернувшись к сиу.

– Объединятся ветви древнего дерева племен, и листья его станут стрелами, а плоды – ядом, который отравит земли, – продолжала сиу с явной охотой. – И станет она горька, как слезы иных матерей.

Душевное предсказание. Чарльз давно обратил внимания, что старые пророчества в целом отличаются неизменной любовью к уничтожению мира.

Тихо вдохнул и выдохнул Эдди.

И произнес что-то на орочьем. Низкий рокочущий язык, будто камни в горах сыплются. А Милли идет себе.

– А на нормальном можно? – поинтересовался Чарльз, вытирая разом вспотевшие ладони о рубашку. Маменька, конечно, не одобрила бы, но вряд ли рубашка так уж сильно пострадает. Она и без того грязна. А руки отчего-то дрожат.

И тоже непонятно. Ничего ведь не происходит.

А руки трясутся.

– И под небом ли, на земле ли, под землею ли, но не останется никого, кто удержит в жилах кровь. – Эдди говорил медленно, растягивая каждое слово. – Алые реки наполнят пересохшие русла. И тогда пробудится Ар-рахо.

– Ай-ар-рахо, – поправила сиу. – Опять вы все перепутали.

– Сама ты… – Эдди добавил слово покрепче.

– И кто это? – Вот чего Чарльзу совершенно не хотелось, так это вникать в тонкости произношения.

– Дракон.

– Сотрясатель мира.

Сиу и Эдди уставились друг на друга. Потом посмотрели на Чарльза.

– Легенда говорит… – Эдди повернулся к лестнице. Милли была едва различима в этом золотом тумане. – Что когда дракон очнется, то весь мир погибнет в огне.

– Ибо только так, через смерть старого, суждено родиться новому, – поддержала его сиу.

И опять все замолчали.

А Милли тем временем добралась до вершины.

– Эй, – донесся ее голос, многократно вдруг усилившись. – А дальше-то что?

И вот честно, Чарльзу самому хотелось бы знать.

Что сказать. Как-то иначе я себе подвиги представляла. Героичней, что ли. А тут… Ну, лестница. Ступеньки золотые. Причем зуб готова отдать, что из настоящего золота. Подумалось даже, что если чутка золотишка отковырнуть – кому оно тут нужно-то? – нам надолго хватит.

И дом можно будет не то что починить, новый возвести.

Лошадей прикупить. У Эдди с лошадьми хорошо получается. Он с давних пор мечтает, что когда-нибудь табун заведет, будет приличным ранчером. Вот бы и сбылось.

Я вздохнула и поставила ногу на ступеньку.

Прислушалась.

Ничего.

Ни голосов с небес, ни молний, ни вообще… Просто лестница. Золотая только. Но лестница. Вспомнилось, что Эдди рассказывал, будто бы в Бристоне у одного богача нужник золотой. Мы еще гадали, на кой ляд. Потом решили, что мало ли какие у людей причуды.

И тут, стало быть.

Две ступеньки.

Три.

И уже десяток. И второй. Ступеньки гладкие. Золото аж сияет. Перила… тоже золотые. Или позолоченные? Я поскребла осторожно, ну, чисто проверить, да только и царапинки не осталось, отчего возникли в душе некоторые сомнения. Золото – оно же мягкое. А если не мягкое, то может статься, что и не золото вовсе?

Обидно.

С этими мыслями я шла.

И шла.

И шла. И поднималась все выше и выше, а я высоту не то чтобы люблю. Вот и хваталась за перила. В какой-то момент под ноги угодил череп. Кругленький такой, гладенький, в аккурат как тот, что в лавке аптекарской. Только еще с камушком красным во лбу. Тоже, конечно, странно. Вот какому, скажите, нормальному человеку взбредет в голову камушек на череп клеить?

С другой стороны, вспомнилось, что люди в этом месте обретались не особо нормальные. У черепа я даже присела, уж больно ярко сиял камушек. Так и поблескивал, заманивая. Я его ноготочком подцепила. Ну… просто поглядеть, крепко ли сидит.

А он взял и отвалился.

Не выкидывать же?

Это, в конце концов, бесхозяйственно, драгоценностями разбрасываться. Я и убрала его в карман. И дальше пошла. Идти, к слову, оказалось недалеко.

Ступеньки становились выше.

И на каждой теперь золотые… ну или позолоченные – тут все-таки возникли у меня сомнения – звери восседали. Львы вот. И еще аллигаторы. К нам давеча зверинец заезжал, там за пару центов давали поглазеть на зверье и уродцев всяких. Я еще, помнится, с Эдди до хрипоты спорила, настоящая ли борода у бородатой женщины или так, приклеенная. Даже подергать хотела. Не дали.

А аллигатор в зверинце поменьше был и какой-то полудохлый. Здешние