тонко, жалобно.

Проклятье!

– Вставай. – Меня подняли рывком, а лошадь встала сама, тряся головой, скалясь, прядая ушами. И в выпуклых глазах ее я увидела ужас.

– Тише. – Я протянула руку, осторожно, стараясь не спугнуть и без того испуганное животное. И оно вздохнуло, подалось мордой к ладони, ткнулось в нее доверчиво носом. – Все будет хорошо…

Я погладила лошадиную шею, темную от пота.

И подобрала повод.

– Далеко еще? – спросила я у сиу. Та покачала головой.

– Пришли, – произнесла она, отступая. И я увидела двери. Очень большие двери. Высокие. Широкие.

А главное, закрытые.

Створки из темного золота сходились столь плотно, что щель между ними я разглядеть не могла. Зато видела солнце с извивающимися змеиными лучами. И горы. И долины. И кажется, весь мир.

– А… – Я обернулась к сиу, которая смотрела на меня очень внимательно. – Они же заперты!

И ведь нет ни замка, ни ручки.

– Открой. Ты сможешь.

Я? Да что я… я уже протягиваю руки, потому что золото мерцает в полумраке, оно поет.

Оно зовет.

Теплое. Живое. Золото древнего города.

– Откройся, – прошу я, потому как где-то там, за стенами, вновь раздается унылый протяжный вой. И, повинуясь моей просьбе, створки медленно, нехотя, но расползаются.

И как это понимать?

Эдди шагнул ближе, но сиу остановила его, качая головой.

– В тебе нет нужной крови, – сказала она, а меня подтолкнула в спину. – Иди. И скажи, что мы гости.

– Мы?

– Не ты. Мы. И что ты принимаешь нас в доме как гостей.

Мне страшно. До того страшно, что зуб на зуб не попадает. А ноги подгибаются. Руки дрожат. Но я переступаю порог зала, который столь огромен, что стены его теряются в потемках. Правда, ненадолго. Мгновенье, и с тихим шелестом разгорается пламя в высоких чашах. А потом вспыхивают и стеклянные лампы, висящие под потолком, яркие, как само солнце.

Никогда таких не видела.

Зал по-прежнему огромен. Нет, он больше не кажется безразмерным, но все одно в жизни ничего подобного не видела.

И золота.

Мамочки, если это и вправду золото…

Золотом сияют стены.

И пол.

И потолок.

Колонны опять же… золотые цепи держат золотые чаши. Золотая лестница вздымается куда-то в сумрак, и на вершине ее виднеется огромный трон. Тоже, надо понимать, золотой.

– Милли! – донесся голос братца.

– Тут… в общем, охренеть! – от души выдохнула я, но тотчас себя одернула. Повернулась к трону и объявила: – Я принимаю этих людей. Существ. Тех, кто пришел со мной как гости.

Сказала это и прислушалась.

Тишина.

И? Как понять, получилось или нет?

Я выглянула за дверь.

– Готово, – сообщила я сиу. – А дальше что?

– Попробуй с лошадью. – Мне протянули повод.

Ну… из лошади, говоря по правде, так себе гость, даже если лошадь хорошая. Но не оставлять же их за дверью. И мы вошли. Я и лошадь.

Гроза окончательно успокоилась, а с нею и я.

Подумаешь, золотой зал. Случается. Чего уж тут теперь паниковать-то. Главное, что пустой. Ни покойников, ни чудищ, ни тумана. А золото… оно само по себе никому не вредило. Я ведь не собираюсь ничего брать.

– Милли?

– Все в порядке! – крикнула я через зал. Голос, правда, почти потерялся, зато эхо отозвалось.

Первыми вошли сиу.

Остановились, будто прислушиваясь к чему-то. И мне показалось, что предводительница вздохнула с немалым облегчением.

Следом появился Эдди и огляделся.

– Может, объясните, что это вообще было? – спросил он.

В себя Чарльз пришел не сразу.

Он плыл.

По реке. И река эта простиралась далеко вокруг. Тело ощущалось легким, невесомым. Он наслаждался этой легкостью, покоем. Река играла чудесную мелодию, и Чарльз впитывал музыку всем своим существом.

А потом его окатили водой и поинтересовались:

– Живой?

Чарльз выругался.

– Живой, – сказал тот, кто аккуратно устроил Чарльза у стены.

Стены теплой и неровной. И все ее неровности впивались в тело. Чарльз хотел пересесть куда-нибудь туда, где стена поглаже, но сил не осталось.

– Как голова?

– Болит. – Он позволил себя напоить.

И огляделся.

Горел костер. Уже до боли знакомый костер, разложенный на костях. Рядом, на одеяле, сидела Милисента, а за нею – троица сиу, словно свита.

Чарльз проморгался, вспомнив заодно, что произошло. И прислушался к себе. Нет. Ничего. Ни чудесных песен, ни желания служить кому-то, кроме Императора. Да и последнее не сказать чтобы слишком ярое.

– Мы… где? – Он огляделся, уже почти и не удивляясь.

В самом деле, если существует Мертвый город, о котором известно всем, кроме Чарльза и Географического общества, а в нем стоит дворец умопомрачительной красоты и великолепной сохранности, то почему бы в этом дворце не отыскаться и тронному залу?

Логично же.

А что золото… вон, помнится, Мариет утверждал, будто бы в Карнакском храме тоже пол золотыми плитами мостили. И серебряными. Или это был не Мариет?

Главное, что ничего нового.

– Пить, – попросил Чарльз, и в руки, связанные между прочим, сунули флягу. – Не развяжете?

– Извини, но… место такое. Неспокойное.

Вода на вкус показалась горькой. А голова разболелась пуще прежнего.

– Пусть она скажет, что этот человек в ее власти, – произнесла сиу.

– Я ни в чьей…

Договорить не получилось. Боль накатила волной, выбивая из легких воздух. Чарльз стиснул зубы и захрипел.

– Положи руку ему на лоб, девочка. Вот так. И говори.

– Этот человек в моей власти! – Голос Милисенты донесся откуда-то будто очень издалека. Но странное дело: стоило ей замолчать, и лоб опалило жаром.

Все тело опалило.

А потом боль ушла.

Осталась горечь на губах. И еще странное выматывающее чувство потери, хотя Чарльз понять не мог, что именно потерял.

– Теперь они его не тронут. Кхемет уважают право собственности. Как и любые прочие свои права. – Сиу вернулась на место. Она сидела на пятках, плотно прижав одну к другой, и слегка покачивалась. – С нами тебе стоит повторить то же самое.

Вторая сиу зашипела что-то низкое, пугающее, но тотчас покачнулась, падая на четвереньки. Она выгнула спину, а из ушей, из глаз ее потекла кровь.

– Я сделаю!

Милли подскочила к ней, с трудом, но терпящей боль, и положила руку на голову.

Фраза.

Это лишь слова. Чарльз смотрел. Просто слова. Никакой магии. Но сиу… сиу выдохнула так резко, зло, и даже показалось, что сейчас она бросится на Милли.

Не бросилась.

Старшая произнесла короткое слово, и сиу сникла.

Поднялась.

Опустилась на пятки.

– Что тут происходит? – поинтересовался Чарльз, не особо надеясь получить ответ.

Милли коснулась второй сиу.

И третьей.

Говорила она тихо, и было видно, насколько ей… неприятно?

– И развяжи уже. – Чарльз протянул руки. – И вправду отпустило.

– Но приглядывать за тобой я буду, –