— Что на реке случилось? — пробежав глазами текст, поинтересовалась Рита.

— Наледь подошла под лес, что на косах. Беда, Маргарита Ильинична. Река тронется, начнем скатку, а те бревна хоть зубами придется выгрызать… Как, думаете, влетит нам за это?

— Это покажет скатка. Если вовремя выгрызем бревна — все обойдется. — Рита не могла скрыть улыбки. Она всегда подшучивала над начальником лесопункта за эту манеру подразделять все грехи в работе на «за которые попадет» и «за которые не попадет». К тому же она все еще находилась под впечатлением поездки в город.

— Когда выезжаем?

— Через часик. Спасибо, Маргарита Ильинична, успокоили. — Наумов позвонил в мастерские, предупредил механика, чтобы через час подходил к конторе. — Я сбегаю домой, перекушу малость, — Леонид Павлович хлопнул себя по животу. — Не могу, когда он в дороге пустой. — Стал, покряхтывая, шумно надевать полушубок. — Какие чудесные у тебя стихи! Читал, читал, как же… Чудесные! — повторил Наумов таким тоном, словно горько сожалел, что сам не пишет стихов.

«С чего бы это он вдруг заговорил о стихах?» — Рита недоуменно посмотрела ему вслед. Она села за стол, раскрыла блокнот и набросала тезисы выступления. Честно говоря, ей, как и Наумову, не очень-то хотелось ехать на совещание в леспромхоз. Хвалиться нечем, а оттого, что они поговорят, механизмы не станут лучше. Запасных частей по-прежнему, нет. Рита ясно себе представляла, что если и дальше так пойдут дела, ее проект не найдет поддержки. Но надежда еще не была потеряна. «Как только подбросят механизмы, выйдем из прорыва». — Рита еще продолжала верить в добропорядочность поставщиков.

Первым к конторе подошел Сычев. Механик уже виделся с Ритой, они уже успели поругаться. Михаил Михайлович за последнее время заметно осунулся, щеки посерели. Он почти не выходил из мастерских: там реставрировали старые части, одним словом, выкручивались, как могли. Но Рите все казалось, что механик не проявляет должной расторопности…

— Поехали, — заглянул в кабинет Наумов.

До усадьбы леспромхоза пятьдесят километров. Зимой дорога относительно хорошая. Дорожники оградили мосты запретными знаками. Через реки и ручьи переезжали прямо по льду.

Леонид Павлович и Рита сидели на заднем сиденье, впереди — шофер и механик. У Наумова на коленях толстый портфель. Поверх портфеля руки в меховых рукавицах. После плотного обеда его мучила икота, он подергивал шеей и всякий раз извинялся.

— О чем на вашем слете говорили?

— Конечно, не о вывезенном лесе. — Рита сидела неловко, опершись о железную крышку ящика из-под инструмента, — бо́льшую часть сиденья занимал грузный Наумов.

— Острите все, Маргарита Ильинична. — Наумов раздраженно кашлянул. Его вдруг разозлило замечание Волошиной о лесе. Забыв всякую осторожность, он ядовито заметил: — Да-а, стихи писать — не лес заготавливать. Верно, Михаил Михайлович?

— А вы бы попробовали, — Рита локтем оттеснила Наумова. «Дались ему эти стихи».

— Почему бы и нет. Сычев, твоя вторая строка, моя — первая. — Леонид Павлович наморщил лоб, посмотрел в боковое стекло. — Бегут навстречу горы, реки… Помогай, Михаил Михайлович, — и снова повторил: — Бегут навстречу горы, реки… Мм…

— На небе солнышко блестит, — подсказал за механика шофер.

— Блестит, — как эхо откликнулся Наумов. — Мм… Теперь у третьей строки должно быть слово с окончанием на «ки».

— Гайки, — сказал равнодушно Сычев.

— Фу, дьявол! Все мысли спутал! При чем здесь гайки?!

Рита прыснула от смеха. Засмеялись и все остальные. О делах старались не говорить. За дорогу Волошина с Сычевым помирились. На усадьбу леспромхоза приехали в самом лучшем настроении. Контора леспромхоза располагалась в длинном одноэтажном здании. У крыльца стояло уже несколько машин. До начала совещания оставалось каких-нибудь полчаса. Сычев пошел к главному механику леспромхоза. Рита заглянула в плановый отдел. Здесь работала подружка, с которой они вместе учились. Леонид Павлович прошел в кабинет директора.

Там уже сидело четверо начальников лесопунктов. Все они хорошо знали друг друга. Двое из них, рыжеватый Багин и носатый Кронин, как и Наумов, были ветеранами лесной промышленности. Двое других — недавние выпускники института. Оба они беспрестанно вступали в спор с Турасовым. Турасов сам молод, сам горяч, сам не уступает в споре.

Багин и Кронин поздоровались с Наумовым за руку, молодежь ограничилась кивком головы. Турасов спросил, все ли приехали? Оказывается, не было еще одного начальника самого дальнего лесоучастка. Багин, Кронин и Наумов вышли в коридор выкурить по папироске. В коридоре Наумова стали разыгрывать.

— Ох, и жизнь у тебя, наверное, Леонид Павлович, — гундосил носатый Кронин. — Технорук стишки строчит…

— Стихи, братцы вы мои, сочинять — это не лес заготавливать, — сказал Леонид Павлович.

— Товарищи, заходите, Пояркова ждать не будем, — позвала секретарша.

Ветераны так и держались вместе. Наумов той дело вытирал платочком потеющий лоб и шею. На нем диагоналевая гимнастерка с отложным воротником и такое же галифе. Рита в черном свитере и серой юбке. Черные локоны отросли за зиму, спадают на плечи. Молодые начальники лесоучастков искоса посматривают на красивого технорука.

Рита вспыхивает. Синие глаза Турасова останавливаются на ней. Директор стучит карандашом по настольному стеклу, просит тишины. Голос у него несколько хриповатый — простыл. На днях объезжал лесоучастки, дорогой сломалась машина, пришлось заночевать среди тайги…

Он зачитывает последние данные по заготовке и вывозке древесины в отдельности по каждому лесоучастку. Светлые, как конопля, волосы спадают на лоб; Турасов часто встряхивает головой.

«Точно так же на слете один из городских поэтов встряхивал головой, когда читал свои стихи», — вспоминает Рита. И таким скучным показалось ей вдруг это производственное совещание. Турасова Рита слушала рассеянно.

После директора выступил главный механик леспромхоза. Он говорил коряво, нескладно. Толстые пальцы с въевшимся в кожу машинным маслом нервно теребили кончик скатерти. На щеках и подбородке механика проступала черная, жесткая щетина. Рита не могла терпеть небритых мужчин… Главный механик, в сущности, ничего нового не сказал. Все его выступление сводилось к одному — нечего надеяться на запасные части, надо реставрировать старые…

Затем говорили молодые начальники. В отличие от старых, они держались самоуверенно.

Наумов теребил замок портфеля. Рита же отчего-то чувствовала себя спокойно. «Не все ли равно, что решат сегодня, — думала она. — Все равно запасных частей нет».

— Что ж, теперь послушаем тананхезцев, — Турасов смотрит на Риту. Но Рита знает, что выступать не ей. «Какие, однако, у него синие глаза!» — девушка поправляет волосы. — Давай, Леонид Павлович, похвались своими делами… — в уголках турасовского рта прячется улыбка. «И совсем не к месту подковыривать старика», — Рита хмурит брови, разглаживает на коленях юбку.

Леонид Павлович кладет на свое место портфель, идет к столу. «Хорошо, хоть не потащил его за собой», — почему-то облегченно вздыхает