Шрифт:
Закладка:
Предназначенная в невесты девушка шагала, не чуя под собой ног; несчастная была ни жива ни мертва от страха. Будущих подруг Терши держали словно в тюрьме и пуще всего следили, чтобы те, кто уже побывал во храме и вкусил сомнительные радости плотского соития, не поколебали бы веры юных Божьих невест. Женщины, уже ставшие женами Терши, высоко почитались в Цхесте; они составляли особую касту могущественных жриц, однако вход им в Обитель невест был строго-настрого заказан. И все же какие-то слухи не могли не просачиваться. По Цхесте шепотом опасливо передавалось, что эти жрицы предаются самому ужасному разврату, не сумев снискать расположения Божественного Хранителя, обделившего их во время брачной ночи супружескими радостями…
И потому девушка по имени Шейол, которую осторожно вели к храму два Великих жреца, едва переставляла ноги. Она лишь смутно догадывалась о том, что ей предстоит.
А тем временем внутри строения над алтарным гранитом продолжал клубиться колдовской туман. Изваяние, тяжело шагая, преодолело последние футы до алтаря и, словно в воду, погрузилось в непроглядную мглу. Тоненький голосок божка забормотал непонятные заклинания.
Киммериец повел затекшими плечами. Он вновь стал самим собой; а на том месте, с которого только что ушло ожившее изваяние, уже стоял Терша, приняв вид статуи… Все было готово к началу церемонии.
Конан ожидал, что двери вот-вот распахнутся и торжественная процессия вступит внутрь; однако у него уже сводило от зевоты рот, а крыши домов окрасились первыми лучами наступающего рассвета, когда нескончаемые хоровые песнопения наконец закончились.
Короткая пауза… и тишина вновь сменилась медленной, тягучей мелодией. Предыдущие гимны навевали одну зевоту; однако этот отчего-то пробудил в Конане неясную тревогу. Посланное для поимки дерзких святотатцев войско все еще не возвращалось; а ведь по замыслу Терши двойники должны были погибнуть, чтобы по крайней мере успокоились обитатели Цхесты. Конан старался не думать о том, что изначально они должны были выбраться из храма чуть ли не вслед за ушедшими воинами…
Двери храма медленно распахнулись; внутрь хлынул бледный свет разгорающегося дня. Поспешно прячась за алтарь, киммериец успел заметить плотные ряды народа на площади и медленно двигающееся к храму величественное шествие.
«А эти жрецы, оказывается, знают толк в женщинах», – невольно подумалось киммерийцу при одном взгляде на точеную фигурку Божьей невесты. Лицо девушки скрывала вуаль, но волнующие линии плеч, ног и талии говорили сами за себя.
«Интересно, долго еще они будут завывать? – Конан начинал проявлять нетерпение, тем более что хоры неспешно втягивались внутрь вслед за ведущими девушку жрецами. – Я чувствую, что возненавижу музыку навеки!..»
Приготовления к таинству оказались долги, скучны и однообразны. Что-то гнусавили жрецы, хоры продолжали распевать («И как только не охрипнут?» – подивился их выносливости Конан), служки возжигали в курильницах незнакомые киммерийцу благовония… Храм мало-помалу наполнялся сладковатым дымком, от которого немилосердно першило в горле и щипало глаза. Конан с трудом подавлял неудержимое желание откашляться.
Закутанную в белый невесомый газ девушку долго водили взад-вперед, останавливая перед каждым изваянием, и тогда тонкая фигурка начинала медленно извиваться в причудливых движениях завораживающего танца под негромкие звуки больших арф, внесенных в храм одними из последних.
«Ну сколько можно!..»
Но вот наконец хоры потянулись к выходу; пятились задом, низко кланяясь нареченной, многочисленные жрецы; последними уходили музыканты. Однако песнопения вовсе не утихли, на что очень надеялся Конан; священные гимны грянули с утроенной силой… «Чтобы было слышно через любые стены», – с тоской подумал киммериец.
Девушка осталась одна; трясущиеся пальчики начали разматывать скрывавшие лицо покровы. Киммериец осторожно выглянул…
«Да, она и впрямь могла стать Божьей невестой, – невольно подумалось ему. – Хороша!.. Хороша, нечего сказать!.. И откуда только такая взялась здесь, в Богами забытой Цхесте?!»
«Никто не должен ничего заметить, киммериец!» – вспомнил он последние слова Терши, сказанные божком за миг до того, как он сам обратился в статую.
«Да, разрази меня Кром… но девчонка же так юна…»
«Вот и хорошо, что ей встретился ты, знающий толк в женщинах и умеющий не причинить боли…» – отозвался ему чей-то голос в сознании.
Песенники на площади завопили так, что, казалось, сейчас рухнут толстенные стены замка. Девушка судорожными, механическими движениями снимала с себя слои невесомого, прозрачного газа; она тряслась от страха, хорошенькое личико помертвело, неестественная бледность пробилась даже сквозь толстый слой наложенных румян.
«Пора», – подумал Конан, вспомнив наставления Терши. Он знал, что стоит ему выпрямиться – и его окутает алая светящаяся аура. Божок постарался обставить выход киммерийца должным образом.
Девушка только слабо вскрикнула, закрыв нарумяненное лицо ладонями. Ее обеспамятевшему взору предстал полуобнаженный великан с невероятными, никогда не виданными в Цхесте глубокими ярко-синими глазами. Словно торжественный плащ, его окутывало алое свечение; могучие руки, перевитые тугими жгутами великолепных мускулов, тянулись к ней, губы улыбались, открывая ряды белоснежных зубов. Да, это был Истинный Бог!..
Рука киммерийца осторожно коснулась немыслимо тонкой талии. Девушка вновь вскрикнула; глаза ее закатились – казалось, что она вот-вот может лишиться чувств. «Только этого мне не хватало… Сейчас, того и гляди, рухнет… Ну, этого мы тебе сделать не дадим. Таких, как ты, на руках носить нужно…»
И Конан легко, словно перышко, поднял обомлевшую цхестийку.
За алтарным камнем обнаружилось широкое и жесткое ритуальное ложе: на него киммериец и опустил свою бесценную ношу. Сознание девушка все-таки не потеряла и сейчас крепко прижималась к груди воина. Что ж, она, как видно, не из трусливых…
А потом произошло то, что мириады раз уже случалось на земле, когда красивый мужчина оставался наедине с красивой девушкой. Киммериец старался, как только мог; такого усердия он не проявлял и в спальнях лучших куртизанок хайборийских королевств. К мужскому желанию впервые примешалось и нечто большее: неосознанное стремление защитить и сохранить – «Ну хотя бы на ночь, черт возьми!» – это нежное и хрупкое создание, волей судеб доставшееся ему…
И Конан добился своего, хотя при этом с него сошло семь потов. Высокий потолок храмового зала отразил ликующий крик. Забыв обо всем, юная жрица что есть мочи обнимала за шею своего Бога, доставившего ей величайшее наслаждение в ее такой короткой и обделенной радостями жизни…
Однако он не успел даже перевести дух – не говоря уж о том, чтобы натянуть одежду, – когда стройный хор на площади внезапно рассыпался и умолк, сменившись чьим-то низким, яростно-гневным рыком. Некто облеченный силой и властью явился, чтобы взыскать с
