Шрифт:
Закладка:
* * *
— Юра, ты говорил, что после школы работал плотником…
— Работал. Недолго, если честно. А что надо?
— Будь другом, выстрогай мне какие-нибудь гусли или не знаю, с чем там выступали древние сказители?
Антон развалился на лежаке в предбаннике, а Юрий устроился у стола с кружкой пива.
— Зачем тебе гусли?
— Ты знаешь, я чувствую себя этаким бояном: постоянно диктую учебники и методички. За прошедший год я надиктовал целую библиотеку! Я только и делаю, что диктую бедным стенографисткам! Но они хотя бы работают посменно, а я как тот попугай… Надоело!
— Ну не год, а год и восемь месяцев. Это, во-первых. Во-вторых, у нас с тобой было пять выездов на фронт. Ведь славно мы развлеклись?
— Хорошо, но мало!
— Может тебе пивка налить, Антоша? С пивом взгляд на жизнь становится гораздо оптимистичнее. А лещ-то к пивасику какой, а? Одно слово: царский!
— Не уговаривай, Юра, не люблю я пива. Ты мне лучше кваску налей, очень квасок мне сегодня понравился. А потом мы в парилку пойдём.
— Ну как твоя душенька пожелает… Держи свой квас.
В парилке славно! Ровные волны жара накатывают от каменки, льняные простыни на полке манят прилечь, и пусть над тобой порхают распаренные веники, а самый пышный из них — под голову, чтобы аромат берёзы и дуба витал вокруг.
Нам не нужна раскалённая парная — пусть в такую ходят те, кто кроме дублёной кожи не имеет никаких рецепторов. Нет! Нам нужна парная, где умеренный жар, ласкающий пар, запах травяного настоя, и пушистый веник создают симфонию чистоты и расслабления. Когда из парной, после веника мы можем нырнуть в прохладную воду купели и всласть поплавать в ней. А потом опять в предбанник к вкусным напиткам и душевным разговорам.
* * *
Командир НКВД, присланный на этот раз, выглядел величественно, как памятник. Взгляд свысока, грудь колесом, спина прямая — идеал строевика, а не живой человек. Антон сначала ухмыльнулся про себя, мол, какой штабной болванчик пожаловал по мою душу, а потом присмотрелся внимательно.
И увидел, что у человека, на самом-то деле, явные последствия контузии позвоночника. Вообще удивительно, что командир остался на службе, а не был комиссован по инвалидности — видимо человек стремился служить даже через боль, через «не могу».
— Товарищ Дикобразов, вас вызывает товарищ Иванов.
— Это срочно?
— Не совсем. У вас есть два часа для улаживания своих дел. Предстоят испытания изделия Тукан.
— Благодарю. Как вас зовут, товарищ капитан госбезопасности?
— Илья Сидорович Антонов.
— Я вижу, Илья Сидорович, что у вас серьёзнейшие последствия после контузии. Если желаете, я могу их ликвидировать.
— Как вы вылечили капитана Аверина?
— Примерно так.
— Времени хватит?
— Вполне. Раздевайтесь до трусов, и ложитесь на диван лицом вниз.
— У меня кальсоны.
— Тогда снимайте и их, мне нужно будет видеть ноги. И мне необходимо погрузить вас в сон. Разрешаете?
— Делайте всё, что следует, товарищ Дикобразов.
Пока аппаратура из аптечки ремонтировала позвоночник капитана, Антон неторопливо переоделся в военную форму, чтобы не выделяться на фоне других участников испытания.
Через полчаса, получив сигнал о восстановлении пораженной части позвоночного столба пациента, Антон отключил аптечку, собрал приборы и разбудил капитана.
— Всё готово, товарищ Антонов. Немного подвигайтесь, чтобы освоиться с новым состоянием организма, только пока не совершайте резких движений. Пару дней поберегитесь от больших физических нагрузок, потом начинайте входить в обычный режим. Ясно? А пока примите душ, он за той белой дверью.
Капитан осторожно подвигал руками и ногами, покрутил головой, совершил несколько плавных поворотов корпусом. На лице командира отразилось наслаждение и радость: поразительно, но нигде и ничто не болело, не вынуждало замирать в одной, не слишком удобной позе. Молча он прошел в душ и вскоре вышел посвежевший и очень довольный.
— Товарищ Дикобразов, это просто чудо! Благодарю вас от всего сердца! Вы знаете, меня вскоре должны будут уволить по здоровью, а тут вы меня полностью лечите... Спасибо. Жаль, что я не смогу вам отплатить за ваш труд.
— Служите Родине, товарищ Антонов, это и есть главная плата. Ну что, поехали?
В одном из ангаров Лётно-Испытательного института собиралась небольшая, но очень представительная комиссия, призванная решить судьбу трёх новейших двигателей и самолёта под один из этих моторов. В сторонке, возле прикрытого тканью агрегата стояли специалисты представляющей свою работу стороны: главный конструктор, инженеры и механики в рабочих комбинезонах.
У ангара припаркованы тяжёлые лимузины, на которых приехали Берия и Буденный, возле них встала скромная Эмка, из которой вылез Антон. Ждали только Сталина.
— Давайте к нам, товарищ Дикобразов. — махнул рукой Буденный.
Антон, подходя, поздоровался, пожал руки.
— Скажи, Антон Петрович, а насколько усилятся наши ВВС, получив новые двигатели? — сходу взял быка за рога Буденный.
— Ответ вам должны дать специалисты, а, по моему мнению, усилятся, причём значительно. У газотурбинных двигателей есть свои ограничения, и главное таково: эти двигатели прекрасно работают в узком диапазоне режимов, и очень не любят всяких переключений. То есть там, где нужно тянуть долго и равномерно, они подходят лучше всего остального, например, на пассажирских, транспортных самолётах, на бомбардировщиках, особенно дальних. А вот для истребителей они годятся плохо. То есть, поставить-то можно, и будут работать, причём намного дольше чем нынешние поршневые моторы, но значительно меньше, чем положено приличному ГТД. Ещё я слышал, что для морских кораблей, которые должны бегать быстро и долго, такие двигатели тоже подойдут отлично.
— Ага! Специалистов я ещё поспрашиваю, но в целом понятно, спасибо Антон Петрович. Но движок предназначен для штурмовика, или я неверно понял?
— Верно. Так ведь штурмовику не надо вести маневренного воздушного боя. Взлетел, встал на курс, прошелся по цели, и обратно на дозаправку и подвеску вооружения. Конвейер!
— Действительно. А хорошие штурмовики сейчас край как нужны. В последнее время немцы научились бороться с нашими Илами, трудно им пробиваться к цели, потери тяжёлые. Однако, что нам делать с истребителями?
—