Шрифт:
Закладка:
Лукас был очень осторожен, чтобы не обещать ничего конкретного. Улыбка Маёвёнё, слегка округленная складка кожи на лице без рта, ему совсем не нравилась.
Хотя… возможно, это были лишь предрассудки. Лукас никогда не верил ӧссенским улыбкам. Улыбаясь, ӧссеане лишь пытались сымитировать выражение лица землян – ничего, по чему можно бы было судить об искренности. Движение ушей говорило о большем. Наиболее красноречивыми были глаза, если человек осмеливался в них заглянуть.
Лукас раздумывал недолго. А затем осторожно попробовал.
Маёвёнё ждала именно этого.
Это трёигрӱ напоминало падение в бездонную яму. Оно держало Лукаса словно пасть щуки, словно челюсти из стали. И совершенно не напоминало о любезностях, которыми они только что изысканно обменивались. Оно сжало его так, что даже лицо у Лукаса скривилось, и за время медленно утекающих секунд высасывало из него силы. Маёвёнё все еще улыбалась – непрерывно, упорно, совершенно пусто, с ледяной ненавистью. Лукас чувствовал, как ему становится плохо.
В этот момент он подумал – это была абсурдная мысль, но ужасно живая, – что где-то позади и внизу, в самом дальнем углу его мыслей, стоит стена; и эта стена только что покачнулась. Уже несколько месяцев сквозь нее прорастает огненная сеть. Камень крошится медленно и неспешно. На поверхности появляются маленькие трещинки. Раньше их было не видно, но сейчас их столько, что отрицать уже нет смысла.
«Странно, – с удивлением подумал Лукас. – Стена и правда обрушится. Вся».
Он отвел глаза. Но чувство не исчезло.
Лукас вдруг понял, что с этого момента его будут ждать лишь потери.
Будь то презрение Маёвёнё… или смерть зӱрёгала… или падение дороги… или, быть может, какое-то невольно сказанное слово – когда-то, где-то, вчера, сейчас, – которое навсегда пошатнуло равновесие и окончательно обозначило его поражение. Это излучали и ӧссенские орнаменты на стенах. Лукас видел это в улыбке Маёвёнё. Чувствовал в ремнях дрӱэина, обтягивающих кресло, и в собственных костях. Ощущение неотвратимости было столь сильным, что Лукас почти пожалел, что все еще жив. Что ему нужно встать с кресла и уйти. Что нужно играть дальше… хотя решение уже давно принято.
* * *
С
обытия вчерашнего дня застряли у него в памяти, словно воспалившаяся заноза: пытаешься не касаться ее, но не думать о ней не можешь. Пока такси увозило его от Церкви Аккӱтликса к зданию Совета, перед глазами Лукаса стояло лицо Аш~шада. Нет, это было хуже занозы, куда назойливее, чем любой недуг тела! Обжигало сильнее, чем вчерашние ожоги на руках.
Язвительная улыбка Аш~шада.
«Ты предложил мне самого себя, Лукас. Я, однако, все еще не до конца уверен, достаточно ли велика твоя ценность. Проведу небольшое исследование. Затем решу, стоишь ли ты моих усилий».
Лукас поджал губы. «Как я вообще позволил так с собой разговаривать? – с удивлением думал он. – Почему я не послал его к черту?! В тот же миг! Своевременно?!» Рё Аккӱтликс, а эти фразочки по дороге к Софии! «Я не пишу сценарии». Фомальхиванин сказал это ровно тем тоном, каким говорят великие деятели искусства о коммерческих заказах и великие женщины об уборке – а большие начальники в фильмах про мафию о наемных убийцах.
«Нет, Лукас, мелкими делами я не занимаюсь.
Для этого у меня есть ты».
Вчера ночью изнуренное тело Лукаса завалилось на кровать и не оставило времени на самокопания. Зато теперь он мог досыта насладиться поражением. Ему было тошно от того, как его гордость отступила в сторону после встречи с фомальхиванином. Действительно тошно, когда он припомнил весь вчерашний день – визит к Йеегонеи, который был уж слишком щедрым, события под скоростной дорогой, где Лукас рисковал своей жизнью, переговоры с медиантами, в которых он рисковал всем остальным. А затем, вечером… София, глядящая на него словно на привидение.
«Ненормальный! Ты пытаешься его подкупить!»
И Маёвёнё: «Ты действительно многого о нем не знаешь».
Лукас закрыл глаза и в тишине глотал унижение. Может, он поставил на кон свое достоинство, репутацию и счет в банке; но он со всем бы смирился, если бы оно того стоило. Однако после всех необъятных инвестиций его руки оказались пустыми.
Шаги Аш~шада в зале. Прошло ровно два часа, как Лукас оставил его в своей бывшей комнате. Все это время Пинки и София выспрашивают у него, Лукаса, подробности событий этого дня, а он оживленно рассказывает и при этом снова вспыхивает, снова переживает головокружение, ужас, возбуждение… но каждый миг из упоения его вырывает мысль о другом событии, как когда краем мысли чувствуешь, что где-то забыл закрыть кран и вода просачивается в подвал, мутная жидкость все поднимается и поднимается, затапливая лестницу…
И вот она здесь – фомальхиванин стоит в дверях.
Ободряющая и искрящаяся непосредственность Софии: она спрашивает, выспался ли он, предлагает кофе и мороженое. Аш~шад свеж, оживлен, доволен, с надменным выражением:
– Нет, спасибо, не стану злоупотреблять вашим гостеприимством. Я лишь хотел попрощаться.
Попрощаться!
Лукас чувствует, как на его лице каменеет улыбка. Пара слов, а в нем в тот же миг все цепенеет. Горит. Замерзает. Умирает.
– Ты хочешь уйти?! – произносит Лукас с напускным спокойствием.
– Да, – заверяет его Аш~шад и отступает к двери.
Лукас бросается за ним в зал. Закрывает за собой дверь – это намек, который София точно поймет. Лукасу нужно поговорить с ним один на один. Его нужно остановить! Он сражается за время.
– Разумно ли ехать бог знает куда посреди ночи? Тебе ведь негде жить. По крайней мере, ты можешь переночевать у нас, а утром…
– Я не хочу, Лукас.
Весьма сухой ответ. Резкий, поданный без красивой обертки.
– Если тебе не хочется ехать со мной и Пинки через весь город, тут куча места, и София точно…
– Нет, – строго обрывает его Аш~шад. – Не пытайся меня отговорить. Речь не о том, что я не могу. Лишь как я уже сказал, НЕ ХОЧУ.
Лукас поджимает губы.
– Почему? – тихо спрашивает он. – Твои претензии ко мне превысили допустимую меру?
Мягкие карие глаза фомальхиванина светились таким холодом, словно Аш~шад стоял за прозрачной стеной льда.
– У меня несколько уважительных причин. Я не хочу быть препятствием между тобой и Пинки. И точно так же я не хочу оставаться в этом доме. София в отчаянии от перспективы, что мне придется жить у нее. Также я хочу сам осмотреться в городе. Можешь им так и передать.
– А настоящая причина?
Аш~шад не замялся ни
