неразличимую серость. Зато здесь, наверху, есть лишь камень, лишь белизна, лишь Бог. Сотни башен тянутся к небу, олицетворяя молитву. Выше всех Тёрё Мӱнд, башня монастыря ордена Вечных Кораблей.

В Тёрё Мӱнд пребывают сановники с Рекега, когда посещают Ӧссе. Оба верховных жреца обычно единогласно заявляют, что между ветвью Церкви на самой планете и ее ответвлением на Луне царит полное согласие; но многовековая традиция уверений не учитывает и от верховного жреца с Рекега не требует, чтобы тот проживал в городе Церкви и во дворце жреца ӧссенского. А сейчас это было даже невозможно. После трагических событий, произошедших в Пертӱне, все окна дворца завешены серыми лентами. Ворота закрыты. А престол, на котором восседал Саксаёрӱэль, покрыт белым шелком, на котором алым цветом выведены стихи из Книги смерти Аккӱтликса.

Аӧрлёмёгерль прилетел в спешке. Прибыл среди ночи и тут же потребовал вызвать Камёлё. Но будить ее ради этого не пришлось. В эту ночь она все равно не спала.

Камёлё прикрывала глаза. Лаёгӱр едко покалывал нёбо. Помогал успокоить дыхание и сосредоточить мысли. Глеевари направила их в самую тень… к воспоминаниям, которые так хотели бы отступить обратно во тьму.

Верховный жрец Аӧрлёмёгерль, стоящий в экседре дворца в Скӱтё… – роскошный мужчина в маске и с завязанными глазами, неподвижный, в тени. Сколько проблесков чувства прозвучит в его непоколебимо спокойном голосе?

– Они придут за тобой, Камёлёмӧэрнӱ. Вероятно, завтра, а может, уже сегодня. Я не могу тебе ничем помочь.

И она, парализованная удушающим страхом, который ей лишь понемногу удается осознать настолько, чтобы найти силы хотя бы заговорить:

– Каковы шансы, если я попытаюсь сбежать?

Небольшое колебание.

– Не делай этого, Камёлё. Твоя жизнь стоит меньше, чем то, на что ты можешь ее обменять. Нам нужно будет, чтобы тебя поймали. Мы должны дать время Лукасу Хильдебрандту.

Камёлё мысленно переворачивает его слова, рассматривает с изнанки, толкует по-своему: «Да, у тебя есть шанс на побег».

Но в то же время она знает, что бежать не попытается. Не при таких обстоятельствах, не сейчас, когда столько поставлено на карту. Чего стоит ее кровь в сравнении с тем, что они могут получить? Ничего.

Вообще ничего.

Это лишь грязная вода.

– Тебе стоит знать одно, Камёлёмӧэрнӱ,– продолжает верховный жрец. – Мы с тобой, скорее всего, больше никогда не встретимся. На случай, если ты останешься в живых и собор позволит тебе отправиться в изгнание – выбери Землю. А то, что я скажу тебе, сохрани в памяти. На Запретной планете Хиваив несколько лет назад потерпело крушение судно землян.

Камёлё слушает, склонив голову. Она не понимает, зачем Аӧрлёмёгерль говорит о каком-то давнем происшествии именно сейчас, когда стоило бы поделиться множеством неотложных вещей. Он не использовал слово «Корабль», предназначенное для Тех, что бдят во Вселенной, а использовал нейтральное название, которое вполне могло означать и неживой механизм без Души. Кому есть дело до этой ракеты? Особенно когда ее судьбу уже не изменить.

– При катастрофе погибли не все. Я знаю об одном земном мальчике, который выжил и которого воспитали на Хиваив, – продолжает верховный жрец. – Я почувствовал его дыхание под Порогом Рекега. Я заглянул в его мысли, пока он пытался отыскать космические следы. Это сильная мысль, глееваринская, одержимая единственной целью. Найти родной мир, из которого пришли его предки.

Камёлё сжимает зубы. Хоть ее мысль тоже глееваринская, о силе говорить не приходится. Снаружи над зданиями начинает светать: ночь сменяется самым печальным утром ее жизни. Так мало времени! Уже скоро. Она прекрасно знает, что ее ждет; и вместо того, чтобы сосредоточиться на намерениях Аӧрлёмёгерля, она способна лишь думать о том, как время утекает сквозь пальцы, как лишает ее свободы решения… как затягивается на шее словно шелковая петля.

– Вы говорили с ним, эминенция досточтимейший? – несмотря на все это, вежливо спрашивает Камёлё.

– Нет. Глееварины с Хиваив, возможно, не почитают Реликвии так, как мы, но клаёвент – и для них запретное место. Мальчика нашел его учитель и увел.

Уши Аӧрлёмёгерля медленно и меланхолично описывают петлю.

– Он послушный мальчик. Искренний, старательный, пластичный; один среди чужаков. Наказание он примет близко к сердцу и перестанет пытаться отыскать родину. Но совсем скоро он станет взрослым. Бросит школу и пойдет туда, куда поведет его стремление. А затем вернется на Землю.

– У вас есть намерения на его счет, эминенция досточтимейший?

Аӧрлёмёгерль колеблется.

– Нет, – наконец говорит он. – Землянин, прошедший подготовку на Хиваив, обладает слишком большой силой, чтобы я мог и хотел связывать с ним какие-либо намерения. Непросто будет сделать и так, чтобы намерений не возникло и у других.

Верховный жрец повышает голос.

– Это задание для тебя. Если он появится на Земле, не спускай с него глаз. Такому глееварину, как он, никто не должен оказывать протекцию.

Стоит расценить это как приказ к убийству? В случае, если фомальхиванин с кем-то объединится? Однако Аӧрлёмёгерль не уточнил, кого нужно устранить: самого мальчика, его возможного нанимателя или искусителя. Камёлё тихо выжидает.

– Мы не знаем, с чем именно столкнулся фомальхиванин, – кроме того, что там он стал глееварином. Мы не знаем сил и возможностей Хиваив. Планеты в Запретных направлениях часто находятся в изоляции сотни лет, а у Хиваив счет идет на тысячи; так что, хоть мы и были долго в безопасности от этой планеты, теперь не знаем, чего от нее ждать. Этот аргумент против понятия Запретных миров я всегда упоминал, но продвинуть идею – работа на несколько человеческих поколений. Так что мы увидим последствия. Столкнемся с тем, что на Хиваив тем временем успело незаметно вырасти.

Старый верховный жрец колеблется.

– В этом конкретном примере я вижу несколько возможностей влияния, – допускает он. – Могут продвинуться интересы Кораблей. Интересы могущественных лиц с Хиваив. Или кого-то еще более древнего.

«Кого это он имеет в виду?» – думает Камёлё. Конечно, кое-что ей в голову приходит, но произнести вслух она не отваживается. Это самая страшная ересь, какая только известна Церкви. «Даже если он имеет в виду Сгенов, разве это важно?» – крутится у нее в голове. После бессонной ночи ее одолевает усталость. «Не хочу иметь с этим ничего общего».

Верховный жрец будто уловил эту ее мысль; но злости он не показывает.

– Возможно, ты думаешь, почему тебя должно подобное интересовать, – с ноткой удовольствия говорит он. – Однако я верю, что, когда наступит время, это будет в твоих интересах, Камёлё. Ты сама поймешь, что не должна спускать с фомальхиванина