Вот только сам монтаж проходил не бесшумно. Климов злился и негодовал, но ничего сделать не мог; из дома не выйти. Все попытки заняться чем-то созидательным проваливались с треском.

– Миш… – вздохнула она.

– Я надеялся что как выйду, хотя бы потрахаемся вдоволь, – кривился тот, – а дома постоянно толпа народа…

К ночи он уже уставал, потому что на полном серьезе взял себе в работу небольшую организацию как кризис-менеджер. И работал, официально. Ограничения по пользованию телефоном и интернетом, конечно, все значительно усложняли. Это, впрочем, тоже хорошего настроения ему не добавляло.

– Что-то ты быстро сдал, – закатила глаза Марина.

Климов открыл было рот, но в дом ввалился Сашка. А за ним и два амбала, которые тащили огромную ель. И Михаил Сергеич выдал то нецензурное, что планировал, но уже по свежему поводу.

– Так декабрь уже! – возмутился Александр, – пора!

– Ты еще псину притащи или кошака! – насупился Клим.

– Прекрасная, кстати, идея, – рассмеялась Марина, – всегда мечтала о собаке!

– Ааа! – только и нашелся мужчина, поднялся, окинул все происходящее недобрым взглядом и ушел в спальню.

Мася же вприпрыжку спустилась со второго уровня, где они сидели и делали вид, что мирно пьют кофе и обняла Сашу. Потрогала колючие ветки и зажмурилась от счастья.

– Как же пахнет, – прошептала она.

На экране огромной, во всю стену, плазмы проигрывался клип, премьера которого состоялась вот только-только, в середине декабря. Никто на телевизор и на то что там происходит не смотрел, кроме Сергея Климова. Да и тот повернулся случайно.

Он ждал очередного приема реабилитолога, а тот задерживался. Ну, благо, теперь торопиться некуда. У него был определенный прогресс, но не настолько, чтобы вернуться к делам. Да и теперь возвращаться некуда.

Сергей отодвинулся в сторону от мешающей ему своими колючими ветками елки. Ну кто же ставит живые деревья в заведениях?!

Мужчина внимательно смотрел, как его сын, такой еще юный, держа в руках акустическую гитару, что-то пел, приглядываясь со своей женой. Они официально об этом не заявляли, но и скрыть ничего не получится. Рано или поздно это станет известно.

Рядом его лучший друг, с самого детства, он больше изображал игру на перкуссии, и тоже открывал рот, видимо, пел. Саму песню он не слышал, но выглядело это как очередная баллада. Наверняка красиво.

Как-то иначе с экрана выглядели мишины татуировки, которые, раз уж не выходило избежать, удалось уговорить сделать “под рукав”. Красиво, ему идет, и отросшие волосы тоже.

Наверное, надо бы позвонить сыну, сказать, что… а что сказать? Что он сожалеет? Или что рад за него?

Миша нервно оглядывался, дергался. Еще бы, впервые за полгода он… ну почти свободен. Можно идти гулять, веселиться, радоваться наступающему новогоду.

На его локте висела Марина, которая, похоже, решила скупить совершенно все, что хоть как-то напоминало о грядущих праздниках. Но то, что с пакетами таскался Сашка единолично его как-то успокаивало. Сам он продолжал озираться.

Ходить без охраны – странно. Ходить в целом в толпе людей – странно. Пугающе. Его взгляд то и дело цеплялся за подозрительных людей. Это безосновательно, но… как есть. Пожалуй еще долго придется работать со специалистами.

– Еще надо обязательно за интерьерным парфюмом зайти! – опомнилась Мася, – это опять на третий этаж!

Она так это воскликнула, будто речь о чем-то действительно необходимом. У Клима вдруг стало так светло на душе. А это ж и правда, очень важно, как будет пахнуть их дом в праздники! Теперь это главное.

Ему все еще страшно за то, что может не хватить денег, все что оставалось из легко реализуемых активов вложено в Колосса. Некомфортно. Но надо справляться, учиться жить, как нормальный человек. С четким пониманием того, что главное – это когда все здоровы, а остальное приложится.

Вот сейчас они купят огромное количество совершенно ненужной мишуры, которая их обязательно порадует. Потому что как минимум для Марины это первый новый год, когда все празднуется в лучших традициях рекламы по телеку.

А раз она рада и воодушевлена, то и им с Сашкой тоже будет хорошо.

– Давай я быстро сбегаю, а вы с Мишей посидите тут, – предложил тот, – пакеты посторожите.

– А ты знаешь что брать? – недоверчиво уточнила Марина.

– Что-то новогоднее, свежее, праздничное! С мандаринкой! – рассмеялся тот, – угадал?

– Иди! – буркнула та, признавая, что ее пожелания оригинальностью не отличались, – мы тут.

Александр подмигнул, отсалютовал обоим и был таков.

Она огляделась, присматривая удобный столик на фудкорте по правую руку от них. Климов поморщился.

– Да ладно! – быстро поняла в чем дело, – посидим тут, я бы поела что-то.

– Гадость… – снова скорчился тот.

– Да есть вкусное! – закатила глаза она, – например блины в Теремке, мне очень нравится.

– Вечно ты в рот тащишь всякое…

– Твой член, например? – перебила его Мася и расхохоталась.

Ей определенно казалась эта шутка потрясающе удачной, девушка искренне потешалась, хлопнула мужчину по плечу и все никак не могла перестать смеяться.

– Я тебе его прямо сейчас куда-то и засуну, – прошипел он, прижимая ее к себе, – доиграешься!

– Было бы ахрененно! – прикусила мочку уже она.

Марина тут же переменилась, стала нежной, податливой, прижалась к нему, обняла за талию и едва ли не мурлыкала в предвкушении.

– Я бы с такой радостью задрала бы сама это слишком длинное платье, спустила колготки и встала бы к тебе, подставив свою задницу…

– Так прямо сейчас и сделаешь! – не выдержал он, – а потом еще и отсосешь хорошенько. Чтобы твой рот был, наконец, занят чем-то толковым.

Он воровато огляделся в поисках указателя на туалеты, который нашелся слева от фудкорта. Бросить пакеты Марина не позволила, заставив тащить их с собой. Занимать комнату матери и ребенка для того чтобы потрахаться, наверное, не очень хорошо…

– Твою мать, – шипел сквозь зубы Климов, – какая же ты узкая…

Засунуть в нее член, да, это то что надо. Он зажмурился, стараясь справиться с ощущениями, чтобы не спустить как подросток в первые же секунды. Помогло, но ненадолго, не смотреть было сложно.

Его с ума сводила ее покорность и покладистость, искреннее желание.

Пришлось зажать ей ладонью рот, ибо сдерживаться