Но, ободренный предложением Маленкова, Берия заявил, что он и чекисты могут ручаться только за мертвого Сталина. Это было то, что думал и Хрущев, но он хотел это услышать от Берии.

Искренность Берии была несомненна: ведь и его собственная голова находилась в опасности. Маленков не без колебания присоединился к Берии и Хрущеву. После этого Берии поручили разработать план “отставки Сталина”. Плану дали даже кодовое наименование “Моцарт” – по пушкинскому “Моцарту и Сальери”. Тем самым как бы предрешалось, что в ход будет пущен яд.

Спустя несколько дней Берия пригласил к себе на дачу Маленкова, Хрущева и Булганина послушать только что полученные из-за границы пластинки классической музыки, в том числе и Моцарта. Во время новой лесной прогулки Берия и “сыграл” им две “пластинки Моцарта” – предложил два детально разработанных плана: “малый” и “оптимальный”.

“Малый план” предусматривал “отставку Сталина” без участия посторонних сил. У Сталина на очередном ужине с четверкой в Кунцеве должен случиться смертельный удар – такой, чтобы он сразу не умер, но и не смог бы выжить. Умирать Сталин должен был при свидетелях, в том числе таких, как его дети и врачи.

“Оптимальный план” предусматривал взрыв дачи Сталина, когда он спит, – значит, в первой половине дня. Под видом продуктов нужно было доставить динамит для взрыва не только в помещения Сталина, но и прилегающих зданий, чтобы заодно ликвидировать и лишних свидетелей.

За успех “малого плана” должны отвечать все четверо. Ответственность за успех “оптимального плана” Берия брал на себя лично. В каждом из этих планов предусматривались и превентивные меры: из Москвы надо было удалить под разными предлогами явных сторонников Сталина, особенно тех, кто ведал средствами коммуникации и информации, – Министерства связи, радио и телевидения, ТАСС, редакций “Правды” и “Известий”, а также некоторых видных руководителей из Министерства обороны, МГБ, МВД и комендатуры Кремля. В то же время наиболее надежных сторонников четверки – маршала Жукова и других – следовало вызвать в Москву. Все средства связи дачи Сталина, его кремлевской квартиры и служебных кабинетов, начиная с определенного Х-часа, выключались из всех общих и специальных правительственных проводов. Все машины дачи Сталина, охраны и обслуги “конфисковывались” с начала Х-часа. Все дороги к даче и от нее – как по земле, так и по воздуху – закрывались для всех, в том числе для всех членов Президиума ЦК, кроме четверки (настоящая войсковая операция, в которой должны были быть задействованы не десятки и сотни, а тысячи людей).

Функции членов четверки были четко разграничены: Берия отвечал за “оперативную” часть плана, Маленков – за мобилизацию партийно-государственного аппарата, Хрущев – за столицу и коммуникации. Булганин – за наблюдение за военными. С самого начала Х-часа четверка объявляла о “тяжелой болезни” Сталина и брала в руки власть “до его полного выздоровления”.

Самым оригинальным в этом рассказе надо считать, пожалуй, то, что заговорщики утвердили оба плана сразу! Начать решили с “малого плана”, но в случае его провала тут же пускался в ход запасной, “оптимальный план”. Если заговор, так с абсолютно гарантированным успехом – этому учил ведь и сам Сталин (“бить врага надо наверняка”).

После такой подготовки и состоялась встреча четверки со Сталиным на его даче в Кунцеве 28 февраля 1953 года. Поговорив по деловым вопросам и изрядно выпив, Маленков, Хрущев и Булганин уезжают довольно рано – но не домой, а в Кремль. Берия, как это часто бывало, остается под предлогом согласования со Сталиным некоторых своих мероприятий. Вот теперь на сцене появляется новое лицо: по одному варианту – мужчина, адъютант Берии, а по другому – женщина, его сотрудница. Сообщив Сталину, что имеются убийственные данные против Хрущева в связи с “Делом врачей”, Берия вызывает свою сотрудницу с папкой документов. Не успел Берия положить папку перед Сталиным, как женщина плеснула Сталину в лицо какой-то летучей жидкостью, вероятно эфиром. Сталин сразу потерял сознание, и она сделала ему несколько уколов, введя яд замедленного действия. Во время “лечения” Сталина в последующие дни эта женщина, уже в качестве врача, их повторяла в таких точно дозах, чтобы Сталин умер не сразу, а медленно и естественно».

Этот рассказ в равной степени фантастичен и наивен.

Однако если обратиться к стенограмме июльского 1953 года Пленума ЦК КПСС, относящегося ко времени недавней смерти Сталина, то нельзя не заметить, что в этом многостраничном документе нет ни одного слова об обстоятельствах болезни и смерти Сталина. На эту тему был наложен строгий обет молчания.

Лишь через много лет постепенно стала раскрываться и одновременно запутываться картина происходивших тогда событий.

Обретение свободы

Смерть Сталина явилась неожиданным спасением для миллионов советских людей, томившихся по его вине на тюремных нарах и за колючей проволокой. То, что многие из них неоправданно были осуждены, членам Президиума ЦК было хорошо известно, поскольку уже давно Сталин сделал их активными участниками своей зловещей игры с собственным народом. Редко у кого из них самих близкие родственники не находились в заключении.

Необходимо было срочно вернуть людям свободу. Необходимо было сделать так, чтобы этот кошмар больше не повторился. Необходимо было погасить в обществе эпидемию повального страха.

Это только через несколько лет новое руководство страной публично осудит культ личности Сталина и обнародует его преступления. Нужно было подготовить общество к развенчанию умершего вождя.

Одно дело – разом освободить небольшую группу врачей и своих родственников, совсем другое дело – вернуть по домам огромные массы озлобленных в неволе людей, волна недовольства которых могла смыть их самих. Поэтому с такой же скрытностью, с какой людей арестовывали, так же тайно принималось решение об их освобождении, которое завуалировали под амнистию.

Министерство внутренних дел, возглавляемое Лаврентием Берия, почти целиком переключилось на эту работу. Много времени и сил она отнимала у самого министра, поэтому он и упустил из вида вероломные действия своих бывших товарищей. А они уже наперед знали, что с ним вскоре должно произойти. «Это было, наверное, за сутки до смерти товарища Сталина, – вспоминал Хрущев. – Я товарищу Булганину тогда сказал: Николай Александрович, вот Сталин безнадежно больной умрет, что будет после Сталина? …Берия будет всеми способами рваться к посту министра внутренних дел. Нельзя, я говорю, допустить до этого, гибель будет всем.

Но вы скажете, ну хорошо, потом умер товарищ Сталин, а все-таки, мол, Берия стал министром и, мол, ты также думал и говорил с Булганиным, но и ты, и Булганин не выступили, когда было распределение обязанностей.

Я говорю, я обнажаю этот вопрос.

Товарищи, почему? Я сам скажу почему. Одно дело – когда думаешь, умирает, но еще живет, и другое дело – психологическое состояние, когда уже умер Сталин.

Вы, дорогие товарищи, имейте в виду, что Берия добился своего еще при жизни товарища Сталина…»

Заговор против Берии тогда еще только готовился, и они боялись его провала. Как бы там ни было, ничего не подозревающий Берия вместо того, чтобы спасать свою собственную шкуру, с головой ушел в общественные дела.

Такое с ним уже бывало. Когда в ноябре 1938 года Лаврентий Берия сменил на посту главы НКВД Ежова, то сразу же занялся реабилитационной деятельностью. Он издал постановление «Об арестах,