он для неё - пустое место. Мэтью стал часто заходить в детскую и неожиданно нашёл там родственную душу. Глория радостно тянула к нему ручки, смеялась и готова была часами играть рядом с ним, у его ног, то и дело показывая ему свои игрушки. Он видел, что Оливия злится, видя эту своеобразнную дружбу, но сделать она ничего не могла, и запретить ему общаться с его собственной дочерью было выше её возможностей. Мэтт чувствовал каждый раз нечто вроде торжества, входя в детскую, будто каждый его приход был очком в невидимой битве с Ливи, которую они вели, не говоря друг другу ни слова.

Обещанная ему неделя давно прошла, лето стало клониться к осени, а Мэтью всё не уезжал, так и живя в доме Тайлора, хотя дела звали его в поместье. Тут, хоть никому не нужный, он был не один, вокруг были люди, которых он с натяжкой мог назвать родными, была малышка Глория, с которой он мог выходить в сад или просто сидеть в детской, была Ливи, на которую он мог просто смотреть. Эта иллюзия семьи была лучше полного одиночества в поместье, с Филиппом, что приходил во снах, и бесконечными сценами из прошлого, которые хотелось поскорее забыть.

В один из дней возвращаясь со встречи со старым приятелем, он вдруг заметил открытую коляску, сверкавшую на солнце красными полированными боками. В коляске сидела прекрасная женщина в черном платье. Мэтт не поверил своим глазам, узнав фрау Марту, которая не побоялась явиться в Бат. Её лицо было прикрыто короткой вуалью, а на груди, к своему удивлению, Мэтью различил большой жёлтый алмаз. Тот самый, что он всеми правдами и неправдами сумел приобрести, чтобы купить её любовь. Тот самый, что он принес Тайлору, и который герцог убрал в шкатулку и положил в сейф.

- Лорд Нортвуд, какая встреча, - Марта остановила коляску рядом с Мэттом.

Он поклонился, но тут же пошёл своим путём, свернув на дорожку, где коляска проехать не могла. Вслед ему полетел звонкий смех Марты. Но гнев, настоящий праведный гнев, что возник в его груди, требовал выхода.

Тайлор обманул его.

Тайлор, который читал ему морали, притащил Марту сюда, в Бат, где все могли видеть на её груди пресловутый алмаз. Эти двое втянули его в свою игру, выставили виноватым, а потом как ни в чем ни бывало милуются в парках и гостиницах Бата! Что было между ними? Зачем Марта завлекла его, Мэтта? Чтобы показать Тайлору, что может получить молодого и богатого любовника? Чтобы унизить Грейс, сверкая голым задом на её дне рождения?

Хотелось плакать. Мэтью не снимал с себя вины, но Тайлор стал ему противен. Тайлор, железной рукой державшей в узде своё буйное семейство, заставил Мэтта играть по чужим правилам, и всё его унижение, все, что произошло с ним, оказалось частью скрытого плана. Какого? Мэтью не хотел знать. Слёзы злости брызнули из глаз. Фрау Марта не имеет ни стыда, ни совести, но и герцог не лучше неё. Да и сам Мэтью не лучше. Но он не плетет непонятные интриги, не мстит любовницам с их родственницами во время бала так, чтобы все могли об этом узнать!

Домой Мэтт вернулся в самом что ни на есть поганом расположении духа. Только войдя в дверь, он услышал голоса в гостиной и медленно пошел к двери, стараясь, чтобы его шаги были неслышными.

-Тайлор, я ненавижу его! Почему он ещё здесь? - голос Оливии звучал раздражённо. - Ты обещал неделю, а прошло больше месяца! Я не могу и шагу ступить, постоянно натыкаюсь на него! Я задыхаюсь, когда он рядом! Я постоянно вспоминаю Филиппа, и я не могу перестать плакать, когда мне чудится его лицо!

-Тише, сестрёнка, - спокойно произнёс Тайлор, - ничего не вернешь. Мы должны жить дальше.

- Филиппа не вернёшь! - закричала она. - Но я не хочу постоянно видеть его убийцу!

Мэтью слышал её всхлипы. И сам готов был разрыдаться. Оливия была права во всём, и возразить ей было нечего.

Мэтт тихо отступил.

- Жизнь продолжается, - донеслись до него слова Тайлора, - и не стоит постоянно оглядываться назад. Пусть Филипп останется самым лучшим воспоминанием.

Мэтт закрыл глаза. Он увидел, как герцог обнимает сестру, которая плачет у него на груди. Его обнять было некому. Он медленно пошёл наверх. Завтра он объявит о своем отъезде. Иллюзия оказалась только иллюзией. За ней не стояло ничего. Ливи всё также сильно ненавидела его, а Тайлору было на него наплевать. Тайлор был занят своими делами. Ведь главное, чтобы на людях всё было прилично. Мэтью сжал зубы. Всё это лицемерие вызывало тошноту. Мэтт вспомнил, что Тайлор и не требовал от него верности Оливии, когда он просил её руки. Нет. Он требовал соблюдения приличий...

***

Если Мэтью казалось, что после такого явного пренебрежения Марта никогда больше его не потревожит, то он сильно заблуждался. Она явилась перед ним, когда он в одиночестве, ставшем ему привычным, читал газету, сидя в тени на скамейке недалеко от источника. Коляска фрау Марты остановилась недалеко от него, и она подозвала его рукой. Делать вид, что он её не видит, было слишком уж неприлично, Мэтт встал, сложил газету. Его разбирала злость на эту женщину, и он готов был сказать ей всё, что он про неё думает.

- Я вижу, вы сердитесь на меня, лорд Нортвуд, - пропела Марта, приподнимая вуаль, - но я к вам с самыми лучшими намерениями. Мне известно, что случилось с вами, и я хочу помочь вам.

- Помочь мне? - не поняв её, спросил Мэтью.

Как раз таких помощников ему и не хватало! Мэтт хотел развернуться и уйти, но был заинтригован её словами.

- Конечно. Вы должны отомстить. То, как с вами обошлись, - это крайне несправедливо!

Алмаз сиял на её груди, как маленькое солнце. Мэтью смотрел на него, чувствуя желание сдёрнуть его и бросить в грязь. Так, чтобы по нему шли люди, ехали повозки, и, наконец, раскололи на много маленьких стекляшек. С трудом сдерживая эмоции, он перевел глаза на её лицо.

- У меня нет желания мстить кому бы то ни было, - наконец произнёс он.

Фрау Марта звонко рассмеялась, засунула руку в ридикюль и кинула ему сложенный конвертом листок.

- Я уверена, что, когда вы явитесь по этому адресу, оно у вас появится.

Коляска тронула, а Мэтью так и