за которой Акилле недолго ухаживал прошлым летом. Не скажу, узнала ли она меня. Надеюсь, что нет, потому что у них с Акилле все кончилось плохо – такова судьба многих юношеских романов. Во всяком случае, жизни Джулии ничего не угрожало, хотя ей было больно и страшно. Джулию отправили под присмотр Ассунты, которая распоряжалась в импровизированной послеоперационной, устроенной в другом конце тоннеля.

Я действовала как автомат. При появлении очередного пациента я немедля бралась за дело, а когда раненых не было, сидела у стены и ждала. Я ела и пила все, что подсовывали мне Давиде или дон Ансельмо, не чувствуя при этом ни голода, ни жажды, только тупую решимость. А потом все закончилось. Снова прогремели вниз по ступенькам шаги, но на этот раз не было ни беспомощно обмякшего тела, ни ран, которые надо было срочно обработать. Передо мной предстал Акилле, брат радостно прокричал, что мы свободны.

Вокруг началось ликование. Дон Ансельмо обнимал Давиде, и оба они кинулись обнимать Акилле. В дальнем конце тоннеля радостно вопили и улюлюкали раненые. Кто-то запел «Интернационал», остальные подхватили, между каменных стен покатилось эхо. Я стояла, не в силах осмыслить, не в состоянии понять, что делать с внезапной всеобщей радостью.

– Стелла! – Акилле тревожно всматривался в мое лицо. – Стеллина, ты что, ранена?

Я опустила глаза. Хлопчатобумажное платье на груди и животе покрывали бурые брызги и пятна засохшей крови.

– Это не моя, – объяснила я. – Кровь. Это не моя кровь. Я помогала Давиде.

– Слава богу. – Брат заключил меня в объятия. – Идем, освободительница, глотнешь свежего воздуха. Если тебе вдруг интересно, то Энцо жив и невредим. Они с Сандро в ратуше, помогают нашему новому правительству разобраться с делами. – И Акилле заговорил о том, сколько прекрасных дел мы совершим, когда Ромитуццо снова станет красным, как во времена молодости наших родителей, до фашистов.

Но меня уже мучила ужасная мысль.

– Где Аньезе?

– Аньезе? В самой гуще, где же еще. А что? – Акилле проследил за моим взглядом: в углу лежало прикрытое одеялом тело Маттео, а рядом с ним еще три прикрытых одеялами трупа. – Нет, – сказал Акилле. – Нет. Нет. Я слышал, что он ранен, но думал… Я надеялся, что он выжил.

Мы стояли, не зная, что делать. Наконец дон Ансельмо пришел нам на выручку:

– В должное время я сам все скажу Аньезе. Меня ждет еще несколько тяжелых разговоров, но это уже моя забота. А пока, Акилле, было бы неплохо, если бы ты сбегал за доктором Бьянки. Если, конечно, он согласится прийти.

– Согласится, – заверил Акилле, поправляя винтовку.

Старый доктор Бьянки появился через несколько минут, неся черный саквояж. Оглядев наш импровизированный госпиталь – окровавленные полотенца и одеяла, разбросанные на полу, погруженные в спирт инструменты, – он покачал головой, словно мы ужасно разочаровали его.

– Скверные условия, очень скверные. Вы уверены, что вам действительно не хватает рабочих рук и вы не сможете перенести пациентов ко мне? Боюсь, здесь я мало чем могу им помочь.

– Я их никуда не понесу, пока вы их не осмотрите, – холодно проговорил Давиде. – У нас три огнестрельных ранения и как минимум одно тяжелое ножевое. Раненых надо осмотреть должным образом.

Доктор Бьянки цыкнул зубом.

– Могу только сказать, что вынужден работать в отвратительных условиях.

– Война – это вообще отвратительно, – парировал Давиде.

Но доктор Бьянки его не слушал. Его недоверчивый взгляд остановился на мне.

– А что делает здесь эта девочка? Ее тоже нужно осмотреть?

– Стелла наша медсестра. – Дон Ансельмо обнял меня за плечи. – Она работала не покладая рук, мы все ей очень благодарны.

– Согласен, согласен, – ответствовал доктор Бьянки, – но ей нельзя здесь оставаться. Мне нужно осмотреть мужчин. Девице при этом присутствовать не подобает.

Давиде уже едва сдерживался.

– Благодаря этой девице, как вы ее называете, пациенты остались в живых. К тому же, доктор Бьянки, здесь не только мужчины. Здесь и женщины есть.

– Что вы говорите? – в ужасе пробормотал доктор Бьянки.

Дон Ансельмо взял меня за руку:

– Идем, Стелла. Мне предстоит обойти город, и, боюсь, это будет печальная и трудная работа. Поможешь?

Как я могла отказать? Для дона Ансельмо я готова была сделать что угодно. Следом за ним я поднялась в ризницу, где он начал разливать по пузырькам елей и святую воду; пузырьки он держал в саквояже, вместе со столой, требником и маленькой золотой дароносицей с гостиями.

– Если – когда – мы найдем тело, надо будет выяснить, кто это, и известить семью несчастного. Я не хочу, чтобы кто-нибудь в этом городе лишился возможности похоронить близкого человека. Ты поняла?

Я вспомнила отчаяние женщин из Кастельмедичи, вспомнила тела, свисавшие с деревьев, и немецких часовых под ними, и ответила:

– Поняла.

– Хорошо. Ах да. – Порывшись в ящике, дон Ансельмо извлек квадратный отрез белого материала, сложил его по диагонали и протянул мне. Платок, белый шейный платок, отличительный знак партизана-католика. – Надень. Если хочешь, конечно. Может быть, ты бы предпочла красный, как у брата. Но я уверен, что мы с тобой товарищи, и неважно, каких взглядов на власть земную ты придерживаешься.

Не зная, как отвечать, я сказала «спасибо» и повязала платок на шею. Потом мы вышли в церковный зал, и я подождала, пока дон Ансельмо переложит гостии из дарохранительницы в дароносицу.

– Если мы обнаружим умирающего, надо будет причастить его или ее, – объяснил он, когда мы шли к двери. – Но, думаю, дон Мауро уже многим подал последнее утешение. Сможем мы его найти, как думаешь?

Солнце клонилось к горизонту, стояла влажная жара. На пропускном пункте теперь дежурили парни в красных платках и с пулеметами. Когда мы выходили из церкви, они вскинули кулаки в знак приветствия. Мы двинулись по виа Сенезе к центру города.

Улицы притихли. Вскоре мы увидели на тротуаре перед булочной тело молодого мужчины в гражданском, с повязкой-tricolore на рукаве. Рядом стояла пожилая женщина.

– Мой внучатый племянник, – ответила она на вопрос дона Ансельмо. – Мать живет в Сан-Дамиано. Муж пошел искать телефон, чтобы сообщить ей. А мы с мальчиком вот. Дожидаемся ее.

Дон Ансельмо сжал руку старухи в ладонях:

– Скорблю вместе с вами. Может быть, лучше занесем его внутрь? Вдруг его мать не скоро сюда доберется.

Женщина покачала головой:

– Мне кажется, это неправильно. Нет, подожду ее здесь. А вы, святой отец, благословите его душу, прошу вас.

– Обязательно.

Дон Ансельмо преклонил колени и, положив руку на лоб юноши, забормотал молитву.

И мы продолжили свой скорбный обход. То и дело нам попадались изувеченные трупы в окровавленной рабочей одежде или в черных рубашках и мешковатых