Благодаря притоку переселенцев на юг Бразилии, в 1846–1875 гг. немцы занимали второе место среди иммигрантов. Однако после 1860 г. приток начал уменьшаться. Среди прочих причин это было связано с плохим обращением с новоприбывшими, особенно со швейцарцами и немцами, нанятыми в качестве эксперимента в хозяйство сенатора Вергейру из Сан-Паулу. В 1871 г. в объединенной Германии правительство приостановило помощь тем, кто собирался выехать в Бразилию. Данные по Риу-Гранди-ду-Сул наглядно показывают разницу между двумя периодами: немцы составляли около 93 % иммигрантов, приехавших в 1824 — 1870-х гг., и всего лишь 15 % переселенцев в 1889–1914 гг.

После 1870 г. бразильское правительство стало поощрять приезд в Риу-Гранди ду-Сул итальянцев. Мелкие фермеры, преимущественно из Тироля, Венето и Ломбардии, основали ряд поселений, из которых наиболее значительным была колония Кашиас. В своей экономической деятельности итальянцы последовали путями, схожими с теми, что наметили немцы, но помимо всего прочего стали специализироваться на выращивании винограда и производстве вина. В период с 1882 по 1889 г. из 41 тыс. иммигрантов, въехавших в провинцию, 34 тыс. составляли итальянцы.

Единственным сходством между экономикой, основанной на труде иммигрантов, и традиционным скотоводческим хозяйством было то, что оба работали на внутренний рынок. В остальном все было различным, начиная со времени освоения территорий и кончая структурой собственности. Обширные скотоводческие хозяйства-эстансии сосредотачивались (и продолжают быть сосредоточенными и в наши дни) в области Кампанья в Риу-Гранди ду-Сул и на территории Уругвая. От скота получали кожи, которые затем дубились, и в особенности мясо, которое шло на потребление или заготавливалось в виде вяленого мяса или солонины в специальных мастерских на побережье. Такой продукт предназначался для бедняков и рабов Центро-Юга. Скотоводы и производители солонины и вяленого мяса работали таким образом преимущественно на внутренний рынок. Их головной болью была конкуренция аргентинского и уругвайского мяса, способного соперничать с бразильской продукцией на бразильском же рынке.

Слабость внутренних связей между регионами и в целом экономической интеграции страны (несмотря на относительное развитие транспорта), унаследованная со времен колонии, сохранилась и в получившей независимость Бразилии. Как и в колониальную эпоху, центральная власть была сильна по соседству с резиденцией двора[85] и в некоторых столицах провинций, ослабевая в более отдаленных районах. Даже в рамках отдельных провинций существовали различные не всегда связанные между собой области. При организации своего политического управления Первая республика приняла во внимание эти региональные различия, которые легли в основу федеративного устройства.

3. Первая республика (1889–1930)

3.1. Годы консолидации

С точки зрения событийной истории переход от Империи к Республике был легким, как прогулка; напротив, последующие годы были отмечены большой неопределенностью. Различные группы, оспаривавшие власть, руководствовались разными интересами и расходились во взглядах на то, как должна быть устроена республика. Политические представители правящих кругов основных провинций — Сан-Паулу, Минас-Жерайса и Риу-Гранди-ду-Сул — отстаивали идею федеративной республики, которая обеспечила бы регионам значительную автономию.

Однако они расходились по другим вопросам организации власти. ПРП и политики из Минас-Жерайса поддерживали либеральную модель. Республиканцы Риу-Гранди-ду-Сул были позитивистами. Не вполне ясны причины, по которым Риу-Гранди-ду-Сул, возглавлявшийся Жулиу ди Кастильясом, стал основным центром влияния позитивизма. Возможно, этому способствовали военная традиция в данной провинции и тот факт, что республиканцы здесь были в меньшинстве и искали доктрину, которая могла бы их сплотить. Им необходимо было противопоставить себя традиционному политическому течению, представленному во времена империи Либеральной партией.

Говоря о республике, нельзя не затронуть вопрос о военных и армии. Военные были весьма влиятельны в первые годы республики. Маршал Деодору да Фонсека стал главой Временного правительства, а несколько десятков офицеров были избраны в Учредительное собрание. Но они не представляли собой однородной группы. Существовало соперничество между армией и флотом. В то время как армия была творцом нового режима, флот считался опорой монархии.

Между сторонниками президента Деодору да Фонсека и вице-президента Флориану Пейшоту были разногласия как личного, так и идейного характера. Вокруг старого маршала объединились ветераны Парагвайской войны. Многие из них не посещали Военной школы Прайя-Вермелья и оставались в стороне от позитивистских идей. Они помогли свергнуть монархию, чтобы «спасти честь армии», и не обладали комплексным видением того, что такое республика; они полагали лишь, что армии надлежало играть более важную роль, чем та, которая была ей отведена во времена Империи.

Хотя Флориану Пейшоту не был позитивистом и сам участвовал в Парагвайской войне, вокруг него объединились военные с другими взглядами. Это были молодые офицеры, посещавшие ранее Военную школу и ощутившие на себе влияние позитивизма. Они полагали, что должны включиться в жизнь общества в качестве солдат-граждан, и миссией их является указать направление развития страны. В республике должны были быть порядок и прогресс[86], который понимался как расширение технических знаний, индустриализация, развитие средств связи и путей сообщения.

Несмотря на серьезное соперничество между отдельными группами внутри армии, в одном отношении они сближались между собой. Они не представляли интересов определенного социального класса, как это было с приверженцами либеральной республики. Прежде всего они были выразителями интересов института, являвшегося частью государственного аппарата. По самой природе своих обязанностей, по внутренней корпоративной культуре, свойственной данному институту, офицеры — неважно, позитивисты или нет — выступали противниками либерализма. В их представлении в республике должна была быть сильная исполнительная власть, или же республика в своем развитии должна была пройти более или менее продолжительный период диктатуры. Автономия провинций выглядела в этой связи подозрительной — не только потому, что служила интересам крупных землевладельцев, но и потому, что могла повлечь риск раздробления страны на отдельные части.

Сторонники либеральной республики, опасаясь того, что функционирование полудиктаторского режима под личным управлением Деодору да Фонсеки затянется, поспешили созвать Учредительное собрание. В Европе к новому режиму в Бразилии отнеслись с недоверием, и необходимо было придать ему конституционные формы, чтобы обеспечить признание новой республики и получить внешние кредиты.

Первая республиканская конституция, одобренная в феврале 1891 г., была вдохновлена примером конституции США и провозглашала федеративную либеральную республику. Штаты — так отныне назывались прежние провинции — негласно получали такие полномочия, как право привлекать внешние инвестиции и организовывать собственные вооруженные силы. Эти полномочия играли на руку крупным штатам и особенно Сан-Паулу. Возможность привлекать кредиты извне была жизненно необходимой для осуществления планов паулистского правительства по повышению доходности производства кофе.

Открыто заявлялось важное для штатов-экспортеров (т. е. и для Сан-Паулу) право вводить налоги на вывоз своей продукции. Так штаты-экспортеры получали важный источник доходов для обеспечения своей автономии. Штаты получали также право самим организовывать правосудие на собственном