Шрифт:
Закладка:
– А сейчас он где? – спросил Шере.
– Да уже пара лун, как не видели его, ушёл куда-то. Он часто исчезает на несколько декад. Раза три в году точно. Да, а ещё тогда писец пропал. Был тут тогда молодой писец, говорили, тоже в жрецы метит. Исчез бесследно. Как же звали его… – мужчина наморщился, силясь вспомнить.
– Саф, – вырвалось у Шере.
– Да, точно! Саф! – воскликнул мужчина и даже вскочил. – А ты откуда знаешь?
Шере промолчал. К тому времени он уже съел рыбу, но голод только усилился.
– А Птахотеп потом женился на дочери Хамерута? – спросил Шере, помолчав.
– Нет, он куда-то исчез. Просто как-то раз лёг спать, а утром его не оказалось. Куда пропал – неведомо. Потом-то он вернулся, но стал очень странным. Ни с кем не разговаривал. Не развлекался. Вот он точно стал как мёртвый. Или как раб. Стал ходить повсюду за Хамерутом как хвост, никуда без него не отлучался. Куда Хамерут, туда и он. Хамерут здесь, и он здесь. Хамерут ушёл – и он ушёл… Говорят, что заколдовали его… но мой хозяин тут не при чём, это уж я знаю.
Шере хотел было сказать, что видел тело Хамерута с живыми глазами в гробнице по пути к Хебену, но промолчал. А мужчина сказал:
– А я смотрю, малец, ты что-то знаешь обо всём этом?
Шере хотел было рассказать о подслушанном разговоре родителей и о большой гробнице рядом с Хебену, но только он открыл рот, как Ка приказал ему помалкивать. Шере покачал головой.
– Нет, ничего не знаю.
– Хозяин мой, – словно хвастаясь, продолжил мужчина, – а теперь и твой тоже – большой человек. Он здесь важнее любого сехема. Его все боятся, а знаешь почему?
– Потому что он колдун, – сказал Шере.
– Нет, не поэтому, – глаза его торжествующе блеснули в полумраке подвала. – Он ещё со времён похода в Та-Сети – друг самого пер’о!
Шере недоверчиво посмотрел исподлобья.
– Да-да! Друг самого пер’о! – повторил тюремщик. – Тогда-то он был ещё не пер’о, а начальником войска, и Уарсу оказал ему услуги, которые тот помнит по сию пору. И это, кстати, как-то связано с Птахотепом.
– С Птахотепом? – удивился Шере. – А он-то тут при чём?
– При том… – буркнул Сетену. – Вроде, хозяин знает какую-то его тайну, и пер’о тоже её знает… Тут малец, политика!
Шере усмехнулся.
– А ты сам-то кто вообще? Тоже друг пер’о? – он хихикнул. – Лучше поесть ещё принеси.
Мужчина нахмурился.
– Я Сетену. А еды принёс, сколько положено. Будешь бунтовать, сообщу Уарсу, он бунтовщиков быстро успокаивает, – Сетену ухмыльнулся. – Никто больше раза не бунтовал.
Шере опустил голову и замолчал. Тут же дверь хлопнула и заскрипел засов.
21. Иун-Та-Нечерт. 17-16 дней до разлива. Хитрость Эй-Нефер
Когда Эй-Нефер посадили на носилкии их ручки оказались на плечах у четверых слуг, она сразу подумала, что если с такой высоты сверзиться, то можно сильно расшибиться. Эй-Нефер крепко схватилась обеими руками за края носилок и покачалась из стороны в сторону, чтобы увидеть реакцию носильщиков. Передние обернулись и зашипели на неё, а один из задних ткнул чем-то в спину.
Эй-Нефер снова принесли в зал, в котором она уже дважды была сегодня, там опять раздели, опять помыли и натёрли тело благовониями из алебастровых ваз. Нарумянили щёки, карандашами из фаянсовых футляров подвели глаза, наложили тени из сурьмы, красной охрой покрыли ногти на руках и ногах.
Нефру обошла Эй-Нефер со всех сторон. Затем отошла на несколько шагов и рассмотрела её, заставила повернуться спиной.
– Очень хорошо, – сказала она, и махнула рукой: – Одевайте.
Эй-Нефер нарядили в роскошную, очень дорогую одежду, которую она никогда и представить на себе не смогла бы. Нефру подумала немного, достала из своих волос рубиновую заколку и приколола её к волосам девочки. Затем её снова усадили на носилки, и вся процессия – четыре носильщика, Нефру и несколько прислужниц— двинулась по направлению к главному дому усадьбы. Шаг за шагом Эй-Нефер приближалась к дому господина. Она не заметила, как начала кусать губы, а на глазах выступили слёзы, и Эй-Нефер начала было тереть их кулачками, когда Нефру подошла и строго сказала:
– Убери руки от лица, всё красное будет.
После этого она подозвала слугу, и тот стал опахалом обмахивать лицо Эй-Нефер, чтобы высушить слёзы.
– Посмотри, дура, – сказала Нефру, – посмотри, как ты отныне будешь жить. Вот эти, – она не глядя махнула рукой в сторону служанок, – будут дни и ночи прислуживать тебе. Ты будешь спать на прекрасных постелях, есть самую лучшую еду – такую, которую подают только жене пер’о… И всё это ты заслужишь, если понравишься нашему господину…
Эй-Нефер сжала губы и молчала.
– И не плачь там из-за ерунды, – продолжилаНефру. – Если господин захочет, чтобы ты плакала, он сделает так, что заплачешь. А если не захочет, то ему такие дерзости не понравятся. Имей в виду, если он будет разочарован, судьба твоя будет незавидна.
Эй-Нефер кивнула и снова закусила губу. Нефру увидела это и закричала:
– А ну хватит кусать губы!
Эй-Нефер от неожиданности отшатнулась, и носилки покачнулись. Носильщик, который шёл сзади и слева, чтобы сохранить равновесие, сделал левой ногой шаг назад и почувствовал под ногой что-то скользкое. Он слегка присел, чтобы не упасть, его край носилок опустился ниже. Носильщик, шедший справа от него сердито посмотрел в его сторону и хотел было шагнуть влево, чтобы перехватить вторую ручку, но споткнулся и упал на своего собрата, который и без того терял равновесие. Они оба с криком и руганью упали в кусты, а носилки с треском обрушились на садовую дорожку.
Именно о таком случае думала Эй-Нефер, когда её несли в маникюрный зал, поэтому отреагировала молниеносно. Она мгновенно сгруппировалась и, выскочила из носилок, чтобы видеть, куда падает. Боковым зрением успела заметить камень у дорожки и постаралась удариться о него глазом, а затем, дёрнувшисьот боли, прижалась лицом к дереву и с силой провела по коре, чтобы ссадины на щеке получились как можно глубже. Затем она легла на землю и застонала.
Всё это заняло каких-то несколько мгновений. Тут же Нефру оказалась рядом с Эй-Нефер и, подняв
