Мальчик повернулся лицом к Шере. Губы у него запеклись, и говорил он с трудом.

– Ты не бойся, новенький. Пока не бойся. Меня здесь несколько месяцев не трогали, но кормили и поили. Правда, жратва здесь дрянь, но с голодухи пойдёт. Слышу, что ты весь дрожишь, ты не дрожи. Если понравишься Уарсу, он тебя побережёт для особых случаев. Я ему долго нравился, пока не попробовал убежать… я далеко успел убежать.

– Как же тебя поймали?

– Там хитрость какая-то… куда не пойдёшь, сюда приходишь. Вот я и пришёл через пять дней назад… колдовство, что ли… прямо к дверям пришёл.

Мальчик помолчал.

– Меня не били… просто кинули в этот подвал, а потом стали резать… – голос его сорвался. – Он смазывает чем-то, чтобы не чувствовать боли, но всё равно чувствуешь, а потом внутри как будто пожар. Привязывают и руки, и ноги и режут… И рот держат закрытым, чтобы не орал.

У Шере из глаз потекли слёзы. Он заплакал не от страха, а из жалости к своему измученному соседу.

– Ты не убегай, – сказал снова мальчик. – Тут один есть, он уже два разлива пережил, его только один раз резали и больше не трогают, послушный, всем угождает… или если будешь убегать, то беги так, чтобы не возвращаться, к богам беги в западную пустыню, они там, они тебя защитят…

– Так ты же говоришь, куда не пойдёшь, всё равно возвращаешься, – всхлипнул Шере.

– Да, возвращаешься, правда, – прошипел мальчик. – Подойди сюда.

Шере подполз к нему. Он взял его за руку, рука у мальчика была ледяная. Потом он поднял руку к голове Шере и погладил его по волосам.

– Хорошо, ты тёплый, – сказал он и прижался к Шере. – Чего не ешь? Тебе еду принесли.

– А ты как же? – спросил Шере.

– Сказали же – мне уже не понадобится… – он надолго замолчал.

Но когда Шере уже решил, что мальчику уснул, он снова открыл глаза и прошептал:

– Сетену, который еду носит – он добрый и любит поболтать… Он помогает тем, кто ему понравился, постарайся понравиться ему…

Шере задремал, а проснувшись, пополз к тарелке с едой. В плошке лежал кусок запечённой рыбы, рядом стояла чашка с водой. Из чашки шёл гнилостный запах и Шере поморщился. Но жажда оказалась сильнее, и он поднял чашку с пола.

– Всё сразу не пей, – раздалось из угла. – Воду и еду приносят два раза в день, смотри, чтобы на ночь осталось… ночью всегда очень хочется пить.

Сердце Шере сжалось от жалости. Он взял чашку и поднёс её к губам умирающего, подняв ему голову свободной рукой. Тот сделал один глоток и отвернулся.

– Тебе самому не хватит, – прошептал он. – А я всё равно…

– Как ты сюда попал? – спросил Шере.

– Как все. Поймали. Я из дома убежал, обиделся на мут… Хотел вернуться, да не успел.

Наступила тишина.

– Есть будешь? – спросил Шере, и тот отрицательно махнул головой.

Больше он не произнёс ни слова. Шере съел кусок рыбы, запил его водой из чашки и заснул. Ночью ему послышался какой-то шум в комнате, но он не сумел открыть глаза, а когда проснулся, в свете, струящемся через небольшое окошко под потолком, увидел пустой угол с окровавленными лохмотьями.

Шере выпил воды и снова уснул. Разбудил его мужской голос:

– Эй, просыпайся.

Шере открыл глаза и увидел, что приземистый широкоплечий мужчина ставит ему на пол миску с рыбой и чашку с водой.

– А где?.. – Шере показал рукой в угол.

– Он всё, – сказал мужчина. – Ушёл в Дуат. Правда, не знаю, примут ли его там без сердца…

– А ты кто? – спросил Шере, двигая к себе миску с едой.

– Я? – переспросил мужчина. – Какое тебе дело до того, кто я?

Он засмеялся, но в смехе его не слышалось веселья. Он был какой-то принуждённый и задумчивый.

– Странно ты смеёшься, – сказал Шере и положил в рот кусок рыбы.

Смех тут же оборвался и мужчина, замолчав, сел на корточки и уставился на Шере.

– А ты-то сам кто? Вид у тебя не нашенский, заморский какой-то. Волос таких, как у тебя, я отродясь не видывал. Ты с какого роду-племени? Может, вражина какая?

– Я Шере из Мер-Нефера, – покорно ответил Шере. – У нас есть поле, а мут и шент делают ткани…

– Ткани? – одобрительно сказал мужчина. – Ткани – это хорошо. А ты-то почему весь оборванный?

– Это в пути… – пробормотал Шере.

Мужчина хихикнул и несильно толкнул Шере в плечо.

– Это хорошо, малец, что ты не чужак. Я чужаков уж больно не люблю… Мы с хозяином, ты знаешь, насмотрелись на это отродье в Та-Сети… дикари, не знающие добра.

– Добра? – поразился Шере. – А твой хозяин – он добрый?

Мужчина нахмурился.

– Об этом не тебе судить, малец. Уарсу – смелый воин, он вытащил меня из передряги, когда я решил уже, что мне не выбраться. Вот посмотри, – он приподнял накидку, и Шере увидел огромный шрам, который пересекал его тело наискосок справа налево. – Это враги едва не разрубили меня пополам, а Уарсу ворвался в их лагерь как лев и, перерезав с десяток, вынес меня оттуда на своих плечах…

Шере согласно кивнул головой.

– Да, это мог сделать только храбрый человек.

– То-то же, – сказал мужчина и снова пристально посмотрел на мальчика. – Вот я всё никак не пойму: как же вы, бедолаги, сюда попадаете? Вот тебе чего дома не сиделось? Куда ты попёрся за приключениями?

– Я сюда и шёл, – сказал Шере. – В Унут.

– В Унут? – удивился мужчина. – А что тебе здесь?

– Мне нужен Джехути, – сказал Шере.

Мужчина несколько мгновений помолчал, вытаращив глаза на Шере, и снова засмеялся. Но на этот раз его смех был другим, раскатистым и заливистым. У него даже слёзы выступили. Наконец он замолчал, вытер грязным пальцем уголки глаз и спросил:

– Ну и зачем тебе Джехути, малец?

– У меня итеф болен… – сказал Шере. – А харап хочет забрать мою сестру. Джехути мог бы его вылечить, и Кафи осталась бы дома.

– И что же, ты, малец, считаешь, что Джехути ходит здесь по улицам, как какой-нибудь торговец по базару?

– У вас же есть храм Джехути. Можно найти его в храме.

– Может оно и так… – сказал мужчина, глядя на полоску света под потолком. – Только ведь Джехути не будет говорить ни с кем, кроме своего жреца. Хамерут у нас жрец-то, знаешь?

– Хамерут? – переспросил Шере. – Так он же мертвяк давно.

– Хамерут мертвяк? – снова удивился мужчина, затем подумал немного и продолжил: – Да, говорили про него такое когда-то давно. Мол, убил его Птахотеп из-за дочери. Не хотел выдавать за него. Птахотеп в ярости и пристукнул его.

– Кто говорил? – спросил Шере.

– Да разные люди говорили… Я тогда ещё молодым был. Служил при этом самом храме, помогал служителям. Иду как-то в храм, а неподалёку стоит толпа и кто-то горластый вопит, что Птахотеп убил Хамерута. А Хамерута тут как