— Сейчас вообще подпрапорщиком станешь.

— А я тоже корнет, — влез Рифкат.

— Хочу подпоручика….

* * *

— Двести девяносто пять, — отсчитал я вслух, и снова согнул руки в локтях, что бы тут же разогнуть. — Двести девяносто шесть.

Бойцы дружно повторяли отжимания.

— Двести девяносто семь, — ковёр гостиной приблизился к лицу.

— Двести девяносто восемь, — ковёр отдалился.

Почему я тоже отжимаюсь? Так старая поговорка гласит — вся дурь у солдат от безделья. Вот и у нас, половина группы нервничает, а другая половина ерундой страдает.

А как быстро исправить ситуацию и настроиться на рабочий лад? Ответ очевиден, но забора и лопат у нас нет, так что обойдёмся отжиманиями.

— Двести девяносто девять и….

— Триста, — прошептал Фея, — не могу уже, ща рухну.

— … и двести девяносто пять, — закончил я.

— нет… как? — вырвалось у Хирша, но он продолжил отжиматься, как и все остальные.

— Двести девяносто два.

— Это не справедливо, — прохныкал Хирш.

— Двести девяносто.

— А….

— Да заткнись ты, — прошипел Гусар и пнул Фею ногой.

— Двести восемьдесят.

— Это ты сейчас виноват, — выпалил в ответ Хирш.

— Двести семьдесят.

— Ой ты получишь….

— Двести пятьдесят.

— Оба замолчите, — шикнул на них Гвоздь, — раз болтаете, значит, силы есть.

Ещё сотню отжиманий мы проделали в молчании. Только я отсчитывал.

— Всё, триста, — скомандовал я и поднялся на ноги.

— Наконец-то, — выпалил Фея, упал на пол и посмотрел на Гусара. — Я выдохся.

— Сейчас дам тебе волшебный пендель….

— А теперь приседания, — не дал я Мише исполнить угрозу. — Поехали, раз….

* * *

После приседов пошли упражнения на пресс.

Моё тело держало нагрузку отлично. Сказывались регулярные упражнения на Гусь-Налимске. Ребятам же было не так легко.

Под конец почти все раскраснелись. Только Гвоздь с Гаделом сохраняли прежнюю бодрость. И то, не так чтобы хорошо: под конец они всё же начали уставать.

— Теперь, правда, всё? — жалобно протянул Хирш, развалившись на полу и не делая попыток встать.

— На сегодня да, — я оглядел ещё несколько «морских звёзд» и обрисовал дальнейшую программу: — завтра повторим, но начнём с пробежки на пятнадцать километров.

— Фух, — Хирш заметно расслабился. — Пятнадцать легко, это норматив.

— Спасибо, что напомнил, — хмыкнул я, — тридцать километров.

От подзатыльника Миши Фея страдал уже молча.

* * *

Стоит ли говорить, что со всеми упражнениями мы опоздали к восьми вечера? Думаю, нет. Когда мы вышли из комнат, стрелки на часах показывали двадцать два часа.

Признаться, физкультура не особо мне помогла. Стоило только оказаться в коридоре дворца, как вернулись сомнения в успешности сегодняшней вылазки.

Прокрутил в голове основные моменты плана.

Пруха уже вовсю подавал сигнал о готовности принять гостей на складах. Наши доспехи стали неотличимы от гардемаринов гвардейцев. Система видеонаблюдения дворца в нашем крыле пала под натиском программ для взлома, и на всех экранах сейчас крутились пустые повторы. Так что наш выход из комнаты никто не видел.

На первый взгляд всё идеально. Осталось только дойти и взять то, что нужно. Но что-то было не так.

Не могу сказать, что конкретно меня напрягало. Ощущение какое-то странное. То ли предчувствие чего-то страшного, то ли забыл о чём то важном.

Я пытался успокоиться. Вновь и вновь прогонял в голове план. В тысячный раз убеждал себя, что ничего не забыл. Мы, даже, миновали несколько постов гвардейцев и они нас не остановили.

Успех же, ну!

Но тревожность усиливалась с каждым шагом. Ещё этот стук спереди. Глухой, методичный. Словно метроном отсчитывает секунды до судного дня.

Стук доносился из картинной галереи, к которой мы приближались.

Система доспеха сразу же определила — это не чудовище и не призрак, а мячик. Кто-то играл в мячик. В голове тут же всплыла картина, как гвардейцы или дети слуг по ночам играют в футбол во дворце.

Картинка забавная, но мне от неё легче не стало. Каждый удар всё сильнее отдавался в голове. Накладывался на мои сомнения.

Сердце билось ему в такт. В ушах шумело. Стук гипнотизировал, заставлял снова и снова думать о том, что я забыл.

Мы вышли в галерею. В глаза тут же бросился теннисный мячик. Он вылетал из дальнего коридора. Ударялся о пол в центре комнаты. Отскакивал от колонны и мчался обратно.

На первый взгляд ничего необычного. Кто-то просто тренировал индекс. Наверняка какой-нибудь часовой решил улучшить свой телекинез. Хотя, как по мне, для этого надо поднимать тяжести, а тут, просто развлечение от скуки.

Но мы туда всё равно не пойдём. Свернём в центре зала направо. Лучше обойти скучающего бойца. А то прицепится ещё от безделья.

Да что же я забыл? Крутится в голове мысль, но никак не могу понять. А ощущение её архиважности давит неимоверно.

Мы прошли с десяток шагов, и стук прекратился, а сзади раздался возглас часового:

— Стойте! Сюда подошли.

Мы замерли, а меня озарило, что я забыл — мы не включились в систему распознавания свой-чужой!

Блин! Ну, вот и всё. Нас раскрыли. Интересно, если двое постовых пропадут на несколько дней, их быстро хватятся? Да и вообще, хватятся ли?

Я стал медленно поворачиваться к гвардейцам, а в голове застыло понимание, что вариантов на самом деле не так уж и много. И все они касаются только того, куда девать часовых. В наших покоях держать или сдать на хранение Альберту Викторовичу. Предстоящее нападение же сомнений не вызывало.

Я закончил разворот, когда к моей ноге подкатился теннисный мячик.

Он ударился о пятку и отпрыгнул назад. Не обратил на него внимания, приготовился к рывку и посмотрел на двоих постовых. Оба стояли без шлемов, и глазели на нас расширившимися от страха глазами.

Они перевели взгляд на теннисный мячик. Проводили его поворотами голов, затем медленно, синхронно, вновь повернулись к нам и ближайший из них одними лишь губами прошептал:

— Поздно.

Глава 18

Что поздно? Хотел спросить я, но сзади послышались тихие, быстрые шаги, а на лица гвардейцев наползла маска страдания. Взгляд их тут же прикипел к кому-то за моей спиной.

Такие метаморфозы не оставили меня равнодушным. Лёгкий холодок промчался по спине, а голова