— Ты шутишь, да?

— Ну, как, шучу? Клавиши, давайте говорить откровенно, у вас — говно. Электро, бля, пианино. Как вы на таких собрались «Дипов» играть?

— Да мы, в общем-то, и не собирались их играть, — поскучнел лицом Попов.

— Тут орган есть, — пытался оправдаться клавишник.

Я отмахнулся от клавишника, и обратился к Виктору Попову.

— А по-моему, если «Дип Пёрпл» не играть, то лучше совсем не играть.

— Ты, я вижу, поклонник Блэкмора? И манера игры у тебя схожая. И пальцы тонкие и длинные. А у меня его рифы не получаются.

— А где ты Блэкмора видел? — удивился я.

— У него плакат на всю стену этого Блэкмора, — вставила сестра.

— Но кое-что ты играешь из Дипов?

— Играю, а что толку? Ты прав. Дипов без органа не сыграть.

Я улыбнулся.

— Думаю, я смогу помочь вашему горю. Послушай, как моя гитара орган выдаёт.

— Твоя гитара? Орган? — удивился Попов. — Не пи*ди…

— Витка, не матерись! — скривилась девушка. — Маме расскажу.

— Блять, ну как тут работать? Может, выгоним её, пацаны?

— А кто женские партии петь будет? Ты, что ли? — Заржал барабанщик и ударил несколько раз в педаль басового барабана.

— Покажи орган, если не шутишь.

— Ладно, — снизошёл я. — Внимайте.

Я переключил тумблер и провёл медиатором по струнам. Динамик колонки выдал звук органа. Пальцы пробежали по струнам, и зазвучала органная мелодия из «чайлд ин тайм»[21].

— Офигеть! Никогда не слышал, чтобы гитара играла, как орган. Будешь у нас за органиста, — сказал Виктор.

— А я? — дрожащим голосом спросил клавишник.

Виктор махнул на него рукой.

— Сиди, кто тебя гонит с твоими клавишами?

— Моя гитара, как пианино играть не умеет, — сказал я и подумал: — Пока не умеет.

— И, кроме органных звуков, играет, как обычная электрогитара.

— Ну, вот. Не ссы, Сашок, не выгоним. А ну, сыграй органную партию твоей… Как ты песню назвал?

— Замок короля. Темпл оф зе кинг.

— Клёвое название! Наиграй, а…

— Я же говорю, что нет там особой органной партии.

— Ну, тогда мы её сыграем на вечере?

— Давайте сыграем, — пожал я плечами. — У меня ещё пара песен-баллад есть. Но вы их за это время не выучите. Я могу сам наиграть. На танцах в «Большом» прокатывало.

— Ты что их музыкантам в «Большой» отдал и они их играли? — раскрыл глаза Попов. — Там у них Гутман гитарист был. Ушёл этим летом. Свою группу собрал. Хорошо играет!

— Я вместо него играл, пока они себе гитариста другого не нашли.

— Пи*дишь⁈

— Виктор!

— Иди, нахер! Не видишь, мужики разговаривают.

— Ха! Мужики! Он в шестом классе! Ему тринадцать лет!

— Двенадцать.

— Во-во! А ты с ним по-мужицки разговариваешь.

— У меня, кстати, есть английская песня для певицы. Как раз под твой бархатистый тембр, Лера.

— Что за песня? Медляк?

Я показал пальцами, что-то неопределённое.

— Вообще-то сто двадцать ударов в минуту.

— Сто двадцать ударов в минуту? Это, что же за тема такая? Как под такое танцевать?

— А как вы под «Наш паровоз вперёд летит» танцуете?

— Мы не играем «Паровоз», — надул губы Попов.

— Ну, тогда песню «Мой адрес — Советский Союз» играете, поёте и под неё народ танцует, да? Или «Увезу тебя я в тундру»? Да?

— Да. Танцует народ под такую лабуду, — вздохнул Попов. — Нет же песен нормальных. В смысле — танцевальных. Сам же знаешь.

Я знал. Как мне не знать, если я вырос в этом? С середины семидесятых хоть что-то похожее на танцевальные песни появится, а пока — только марши.

— Надо спасать Россию, — подумал я. — Э-э-э… В смысле СССР.

— Я спасу вас. Есть тема одна. Про лилипута. Вы же к новому году готовите программу? Вот эта песня и прокатит! Она весёлая. Вокруг ёлки можно прыгать. Тоже на сто двадцать ударов в минуту. Сыграть?

— Давай.

Я переключил тембра, заиграл Малежевского «Лилипутика»[22] и спел.

— Тупая песня, — скривился Попов.

— Не тупее «оленей и тундры», — обиделся я. — Зато весёлая и её точно разрешит директриса.

— А мне понравилась. Я спою её. А он, если ты не хочешь, сыграет, — Лера ткнула в меня пальцем.

— Тут музыки много не надо. Барабаны — основа. И под них прыгать уже можно. Немного гитары и вашего «органа». Как раз его писк в тему.

— Ты как, отстучишь в таком темпе? — Спросил Виктор барабанщика. — Не собьёшься?

Андрей пожал плечами.

— Что тут стучать? — усмехнулся я. — Малый, хет и бочка.

— Покажи, — скептически ухмыльнулся барабанщик.

— Слазь с трона, — показал головой я. — На, подержи.

Я передал свой инструмент обалдевшему от оказанного ему «высокого доверия» Попову и взошёл на сцену, имевшую место в нашем спортзале. Андрей-барабанщик, продолжая недоверчиво улыбаться, поднялся с деревянной табуретки.

— Дрова[23] давай! — потребовал я. — Что я тебе, грузин, что ли пальцами барабанить. Да и «не лезгинка у нас, а твист».

— Шучу, — тут же вставил я, увидев недоумение на лице Попова. Правой ногой я несколько раз нажал на педаль, добившись «буханья» с темпом сто двадцать, и ударил правой палкой в «хет» с темпом двести сорок, а левой палкой в малый барабан с темпом тоже сто двадцать ударов в минуту. А голосом пропел:

— Туру-ту-ту, туру-ту-ту, туру-ту-ту…

Мои «турутуту» подхватил своей «ионикой» клавишник, а басист затумкал: 'тум, тум, тум, тум.

Почувствовав музыку я снова начал рассказывать про лилипута.

— Лилипучий лилипутик леденец лизал лиловый. Кисло-сладкий сладко-кислый, в общем очень леденцовый…

Второй припев пели вместе с Лерой, которая вдруг начала прыгать по сцене, как заяц и почему-то делая «заячьи» уши. Попов тоже не удержался и, включив мою гитару, попробовал сымитировать мою гитарную партию. Барабанщик взял гитару Попова и тоже что-то ковырял на ней, бродя пальцами по гамме.

Я пропел песню до конца. Повторов в песне было так много, что конце концов про лилипутика пели уже все участники ансамбля. Даже Славка залез на сцену, что-то орал и приплясывал вместе с Лерой, держась с ней за руки.