К вечеру, все хозяйственные работы были завершены. Лодки решили не разгружать. Судя по старой карте и приближающимся горам, вскоре нам предстоит волок от Вишеры до Изуни. Самое трудное и опасное место, на нашем пути. Там придется задержаться. Заодно и остаткам припасов ревизию сделаем. Время будет. Сначала предстоит дальняя разведка. По ее результатам будем решать, перетаскивать лодки или проще будет сколотить на Изуне плоты, а груз перенести на руках. Когда-то две реки соединяла дорога. Но в каком она состоянии сейчас, и сохранилась ли в принципе — неизвестно. Именно от этого и будет зависеть наше решение. Ну и от глубины русла Изуни, в ее верховьях. Зато, потом будем двигаться только вниз по течению, практически до самых Холмогор. Главное, чтобы Заброшенные земли были к нам милостивы.

Отдохнувший и соскобливший с себя грязь и пот народ повеселел. Стали слышны беззлобные шутки, смех, кто-то затянул тихую песню. Об опасном соседстве отряду сообщили. Но, по-моему, гвардейцы не достаточно серьезно восприняли мое предупреждение. Их дело, я им не батька. Лишь Гуннар, выставляя посты, твердил бойцам об усиленной бдительности. Но то обязанность командира. Так к его внушениям и относились. И это тоже объяснимо. Первые дни пути отряд сохранял предельную концентрацию. Шутка ли. Сунулись туда, куда даже вольные охотники не ходят. Но миновали дни и ничего не случалось. Самая большая опасность, встретившаяся нам — вороватые птицы, речные пороги и плывущий по течению топляк. Люди устали и расслабились.

На ужин доели остатки мяса. Я надеялся добыть еще какую-нибудь дичь во время своей вылазки. Но так достойную добычу и не встретил. Сидеть вместе со всеми не стал. Накинул на плечи теплую куртку и отошел дальше, к самому берегу, где торчал невесть когда притащенный сюда течением огромный валун. Песок практически полностью засыпал его, оставив на поверхности лишь малую часть, похожую на хребет какого-то диковинного зверя. На нем я и устроился. Отсюда хорошо виден, темнеющий на фоне неба, подсвеченного серебряным светом луны, лес. И загораживаемый носом одной из лодок свет костра не мешает вглядываться в ночную темень.

Позади в реке тяжело плюхнула какая-то рыбина. С противоположного заболоченного берега заорала птица. Вспомнилась такая же лунная ночь и мой единственный поход с одноклассниками на природу. Из той, самой первой жизни. Я редко ее вспоминаю. Не люблю. И не хочу. А здесь на Мидгарде, почему-то все чаще и чаще в памяти стали всплывать образы из далекого и родного прошлого. Мама тогда в Кочках, одноклассники сейчас. Может быть потому, что этот мир удивительно похож на сказки моей родной Земли. Легенды о викингах, северных богах, вроде даже имена у них похожие. Мара, Жива, Один, Тор, Норны. Не знаю. Не уверен. Вроде смотрел какое-то кино на эту тему. А вот язык удивительно схож с русским. Только каким-то корявым. Будто диалект. И много незнакомых слов. Скорее всего, скандинавских. Не могу сказать. Даже если и слышал что-то похожее на Земле, уже не помню.

Ой, то не вечер, то не вечер.

Мне малым мало спалось.

Мне малым мало спалось,

Ой, да во сне привиделось…

— Что это за песня?

— Очень старая. Ее пела моя мама. Вы что-то хотели, Дарья? — принесла нелегкая эту занозу. Только настроение испортила.

— Да, — замявшись, она встала передо мной. Свет луны словно запутался в ее светлых волосах, отчего казалось, что вокруг головы сияет нимб. На миловидном личике, светятся двумя огоньками глаза. Что-то потустороннее, ангельское было сейчас в ее облике. Я даже улыбнулся своим мыслям. На святую эта юная стерва точно не похожа.

— Почему ты смеешься? — она вздернула свой носик к небу.

— Это не имеет значения. К Вам, боярыня, мой смех не имеет никакого отношения.

— Тебе настолько безразлично и неприятно мое присутствие?

Девочка! Ты пришла выпить мой мозг⁈ И самое главное, что бы я ни ответил, все будет обращено против меня.

— Так что Вы хотели?

Она стояла, кусая губы и глядя мимо меня на реку. Наконец, тряхнув льняными косами решительно произнесла:

­— Извиниться.

— Что⁈

Неожиданно! Я даже тряхнул головой, решив, что ослышался.

— Я хочу перед тобой извиниться, — повторила она медленней, — Мое поведение было недостойно истиной дворянки. Прошу меня простить, — и Белозерская тяжело, словно к ее спине привязали жердь, поклонилась. Не низко. Слегка. Но даже это далось ей с трудом. И, тем не менее, она себя пересилила.

И что мне с ней делать? Не думаю, что принесенные извинения идут от души. Скорее всего, подруги заставили. Не зря мне утром показалось, что у Дарьи заплаканные глаза. Однако встать сейчас в позу — нажить смертельного врага. Да и вообще не правильно. Девушка первая делает шаг навстречу. Какими бы ни были причины, оттолкнуть ее нельзя. На пользу это не пойдет. Ни мне, ни ей, ни отряду.

Поднявшись с камня, кланяюсь в ответ:

— Ваши извинения приняты, сударыня. В свою очередь приношу извинения за излишне резкие слова, сказанные в Ваш адрес. Они были продиктованы необходимостью.

Посмотрим, как воспримет последнюю фразу. Если осознала, в чем виновата ­— проглотит. Если нет, то ей уже никто и ничто не поможет. Дарья расправила плечи, вскинув подбородок. Даже в темноте стало заметно, как вспыхнули краской ее щеки. И… судорожно кивнула.

— Я понимаю.

— Род Белозерских может гордиться своей дочерью, — сейчас я был совершенно серьезен. И девушка это почувствовала, потому что ее лицо осветилось улыбкой. Вот как⁈ Нашей боярыне важно мнение простого охотника из смердов?

— Федор… ­­— девушка хотела что-то сказать или спросить. Но нас прервали. Из леса раздался дикий, леденящий душу вой, потом короткий человеческий вскрик и из чащи вылетело изломанное тело одного из гвардейцев, недавно заступивших в караул. Несколько раз перевернувшись в воздухе, оно с противным шлепком упало на песок рядом с костром, где уже готовились к отражению неизвестной опасности гвардейцы, оттеснив себе за спину девушек.

Подхватив