Она уперлась Ольге в грудь обеими руками, пытаясь вытолкнуть ее из вагона. Но Ольга извернулась, отщелкнула дверь и закрыла ее за собой. Теперь можно было не опасаться, что выпадешь на ходу.

Они сцепились в темном пространстве тамбура, упали и покатились по полу. Деваха хотела вцепиться по-бабьи в остатки Ольгиных волос, но не тут-то было — не за что оказалось цепляться. Тогда она впилась ногтями в Ольгино лицо, царапнула, как кошка, оставляя на щеках длинные красные борозды, а при этом еще и истошно орала:

— Помогите! Убивают!

— Заткнись, сука! — со злостью выдохнула Ольга.

Она исхитрилась выбраться из-под ее туши и оседлала противницу. Еще подумают, что она ее действительно убивает… Черт! Хотела договориться по-человечески, заплатить, так нет же! Попалась одна стерва — и все планы мимо…

— Что здесь такое?! — грозно рявкнул над ними мужской голос с едва уловимым акцентом.

И тут же чьи-то крепкие руки подняли Ольгу за плечи и отодвинули в сторону. Ольга подняла голову и глазам своим не поверила. Перед ней стоял… Иван Ахметыч. Живой, здоровый, собственной персоной…

— Ахметыч! — обрадованно воскликнула она. — Тебя выпустили?! Вот класс!

Проводница неловко возилась на полу, пытаясь встать. А потом извернулась и пнула Ольгу напоследок ногой в коленку.

— Ша! — прикрикнул на нее бригадир. — Кто драку устроил?! Отвечать!

— Вот он, — ткнула пальцем толстуха. — Он в поезд на ходу влез, без билета…

— Не он, а она, — строго поправил Иван Ахметыч. — Это проводница наша, Ольга Коренева. Я с ней сколько лет отъездил…

— Я к вам просила пройти, Ахметыч, — попыталась оправдаться Ольга. — Хотела заплатить, как положено, а она…

— Ясно, — усмехнулся он. — Не надо ничего платить. Пойдем ко мне в купе, посидим.

Толстуха проводила Ольгу злым взглядом, а у бригадира заискивающе спросила:

— Вам чайку принести, Иван Ахметыч?

— Стаканы принеси, — велел он. — И закуски из ресторана.

… Иван Ахметыч встречал Ольгу по-царски, со всей широтой своей «русской» половины души.

— Ничего, что башка бритая, главное, чтоб в ней что-то было, — философски утешал ее Ахметыч. — А кудри ерунда, отрастут, как на баране. Радуйся, что сама жива осталась.

— Радуюсь, — кисло ухмыльнулась Ольга. — Ты ведь тоже, Ахметыч, не из рая вернулся.

— Да уж, — ответил он. — Отметелили меня за милую душу. Месяц кровью харкал. Почки отбили, гады. Ведь с меня да с тебя что возьмешь за незаконный провоз? Штраф в сто минимумов? А если у нас нет? У нас оклад с гулькин нос! Ну, присудили бы они нам минимумов по десять, да и отпустили с миром. Так?

— Так, — кивнула Ольга. — Но для меня, Ахметыч, и десять минимумов большие деньги.

— Да ясный корень, — сказал он. — Для нас большие, а для них нет того интереса. Гораздо лучше меня упечь за сопротивление властям, сроком пригрозить, а потом и ободрать как липку.

— Вон оно что! — присвистнула Ольга. — И много содрали?

— Очень, — Ахметыч нахмурился. — Да ладно, дело наживное! Живы будем, еще заработаем. Я держался вначале, но когда кровью писаться стал, сдался. Позвонил жене, она привезла нашу заначку.

— Вот гады! — в сердцах выдохнула Ольга.

— Да хрен с ними! Спасибо, что не убили, все мою мусульманскую половину мне припоминали. — Ахметыч хитро улыбнулся и наклонился к Ольге. — Я ведь недаром страдал. На штуку раскололся, а остальное все же сохранил. Моя Валентина умная, приехала в таком рванье, что я сам даже перепугался… Тысячу долларов в платочек завернула, сережки золотые добавила, кольцо обручальное с пальца сняла… У железного сердце дрогнет.

Ольга засмеялась, вспомнив Валентину. Хитрая и умная девка всегда умела устроить все тип-топ. Ахметыч мужик ураганистый, а и тот у нее в руках был как шелковый…

— Ты, Оль, в Воронеже утром сойди, — сказал Иван Ахметыч. — Мы ведь теперь двойным рейсом ездим. Раз из дома на Москву, потом из Москвы на Камышин, потом из Камышина в Москву, а уж только после этого домой.

— Что за новости? — удивилась Ольга.

— Так ведь туда сейчас много ездят. Мы вроде как дополнительный поезд, — пояснил Ахметыч. — Там ведь эшелоны формируют на войну… ну и груз-200 там же встречают…

Ольга вздохнула.

— Ну, давай еще по одной, — потянулся с бутылкой Ахметыч.

Она накрыла стакан ладонью, чтоб он не наливал еще, и покачала головой:

— Не обижайся. Не могу. Потом как-нибудь…

Так вот чего ей так не хватало… Впервые за долгие месяцы она заснула сразу, спокойно и уютно. Это колеса пели ей колыбельную, укачивали привычно, баюкали. Этого мягкого покачивания так не хватало ей на твердой земле. Зыбкий, игрушечный, шаткий мирок — иллюзия дома, временный приют, а для нее и дом, и покой, и уверенность…

Она проснулась от того, что поезд стоял. Ухо сразу уловило нарушение привычного ритма, и внезапный толчок резко поднял ее с места. Ольга испуганно подскочила, ведь ночные смены ее. Там, небось, толпятся злые пассажиры, которым надо сойти, стучат в дверь вагона с платформы другие, с билетами. А неизвестно, сколько еще простоит поезд, успеет ли она провести посадку, или придется дернуть стоп-кран…

Ох и влетит ей тогда от Ахметыча! Ну да объяснится, не впервой. Поставит его любимый коньячок, натуральный, «неразжененный».

Хорошо, что она заснула не раздеваясь. Ольга быстро сунула ноги в кроссовки и помчалась в тамбур. Лидка, умница, на удивление не дрыхла, а выручила подругу. Открыла дверь, подняла площадку и стояла, высунувшись наружу, вытянув желтый флажок.

— Ну, ты молоток! Спасибо! — задыхаясь, сказала Ольга и шлепнула ее по обтянутой форменной блузой толстой спине.

Толстуха обернулась. Это была вовсе не Лидка. Вчерашняя мегера, с которой давеча сцепилась Ольга, теперь не рискнула связываться с бригадирской протеже. Она только зло смерила Ольгу взглядом и процедила:

— Пжал-ста… Чего сорвалась?

— Да я так, покурить…

— Ну, кури, — она посторонилась. — Тогда сама площадку опустишь.

— Ага.

Ольга жадно затянулась, закашлялась спросонья и проглотила горький дым. Она разом вспомнила все. И пожалела, что это не сон.

Какая-то пассажирка тоже вышла в тамбур, сонно прищурилась и попросила у Ольги сигарету. Ольга протянула ей пачку, чиркнула зажигалкой, поднесла к лицу… и отпрянула. Перед ней стояла Наташка Малькова.

— Спасибо, — глухо сказала она.

Ольга отступила в тень, отвернулась, делая вид, что рассматривает что-то на перроне. Но, видно, она так изменилась, что Наташка не узнала ее, даже стоя почти вплотную. Да и темно было…

Ольга покосилась на нее. Наташка осунулась, под глазами залегли тени. Она ежилась от холода в наспех наброшенном халате и переступала голыми ногами в тапочках.

— Не смотри, пацан, что я такая страшная, — неожиданно