Послушал я про огнемет, про бастион, в горе запрятанный. Опять за телефон схватился, но где там! Тишь – хоть ухо выколи.

Только и остается нам, что дождаться Птаху и сгонять его на мотоциклетке в губернию. Но это ж сколько времени пройдет?

Столичник бает:

– Поспешать надо! Гор – подземный король. Пока будем вошкаться, уйдет по своим катакомбам – ищи-свищи!

– И что вы предлагаете? – Это Тимоха вякнул. – Мину под плиту заложить не удастся – изжарят нас, как перепелок. А иного способа быстро прорваться внутрь крепости я не вижу.

Столичник подбоченился, оглядел всех свысока.

– Есть у меня план. Егор Петрович, найдется в Кишерти бензин?

– Как не найтись! – отвечаю. – Обратимся на МТС, изыщем. Да и у Птахи в гараже имеется… А для чего тебе бензин?

– Бензин – полдела. Нужны еще инструменты… их мы у сектантов изымем. А далее, – это он уже Тимохе, – вам как умельцу карты в руки.

Для чего все это, он так и не досказал – прервался, шею натянул, как гусь. У него даже как будто уши задвигались. Я эту повадку уже изучил – он так делал, когда слышал что-то далекое, то, что только он и мог услыхать. А потом треснуло в подотделе стекло оконное, и через пробоину влетела граната. Я бы не среагировал – староват, и гибкость не та, иной раз не разогнуться. Но столичник не сплоховал – гранату схватил и обратно в окошко выкинул. Я Липку с очкариком на пол повалил, Тимоха со столичником сами попадали, и тут ка-ак долбанет! С потолка на нас глиняная обмазка посыпалась, из пазов в стенах пакля полезла, но вроде все живы и невредимы остались.

Я на пузе растянулся, «Мадсен» перед собой, как станковый пулемет, пристроил. Понятно же: раз напали, то за здорово живешь не отвяжутся. И точно – в окна сразу с двух сторон как градом сыпануло. Пули о печку зацокали, со стола бумаги смахнули. Столичник кричит:

– Всем лежать! – А сам подполз ко мне и шепотит: – Егор Петрович! Я через черный ход во двор выскочу, гляну, сколько их… А вы с Тимофеем меня прикройте, отвлеките внимание.

Дельно задумал. Я Тимоху к себе подозвал, он подполз с двумя револьверами.

– Постреливай, – говорю, – и гляди, чтоб вторую гранату не кинули.

Мы с ним вдвоем оба окна под прицел взяли. Я очередями поливаю, он из револьверов сажает. Все бы ничего, да у очкарика нервишки сдали. Он к боевым действиям не привычен, совсем с глузду съехал, вскочил – и к двери. Верещит на бегу:

– Товарищи! Господа! Пустите меня, я гражданский… О! Я деятель науки и образования, в меня нельзя стрелять!

«Господа-товарищи» его и приложили. Угостили свинцовыми конфетками по самое не балуйся. Он и до дверной ручки дотянуться не смог – бухнулся у порога, из руки и из бока фонтаны кровавые брызнули.

У меня от руготни чуть пасть не порвалась:

– Сучий ты потрох! Валенок чукотский, клопа тебе в онучи! Куда полез?..

Липка, молодчина, не сробела, подбежала, уцепила его за штиблеты и за печку утянула, куда пули не доставали. Слышу: подол на себе рвет, перевязку делает. Может, и спасет дуралея.

Нам с Тимохой не до него. Лепим и лепим по окнам, а оттуда нас с такой же добротой охаживают. Что досадно, патронов у них, видать, поболе, чем у нас: молотят не жалеючи, а мы жмемся, экономим, потому как не пополнить.

Где же столичник? Не усвистал ли под шумок?

Ага! Бум-бум-бум! – это его «Мадсен» снаружи заговорил. И сразу тихо стало. Я Тимохе: лежи! По-пластунски к двери подобрался, толкнул ее, перевалился через порог в сени, а оттуда – на улицу. Первое, что унюхал, – дым из выхлопного патрубка. А потом и облачко синеватое углядел – оно над дорогой клубилось и растягивалось. Авто, значит, уезжало. А во дворе только столичник. И мертвяк рядом с ним занятный, в резину затянутый, на кумполе шар навинчен, со стеклышком спереду. В нем – штук пять или шесть дырок. Это его столичник оприходовал.

Я себя в вертикальное положение поставил, обвел взглядом двор.

– Что, уехали?

– Уехали… – Столичник зубами скрипнул. – Но кое-кто уже никуда не уедет, кроме как на погост. Помогите мне, Егор Петрович, с него шлем снять, поглядим, что за птица такая к нам залетела…

Гор (пока что):

Богдан погиб, мультикоптер всмятку… Об этом мне доложили Ермолай с Кондратом, когда совершили вылазку на хутор. Резвые ребята, они поймали кого-то из сектантов и вытрясли из него подробности, а после оглушили и сбросили в колодец, инсценировав несчастный случай. Жестоко, но отчитывать я не стал. Раз общество объявило мне войну, то и я антимонии разводить не буду.

Богдана жаль, но хуже другое. Кудряш и московский гэпэушник пленили Олимпиаду и Антона Матвеевича. Те уже сообщили им про Змеиную горку, значит, выдадут и остальные секреты. Со дня на день появятся солдаты с бронетехникой, и шансов устоять у меня будет не так много. Отсюда вывод: разрубить гордиев узел надо немедленно. Уничтожить и осведомителей, и чекистов.

Я предположил, что они не поедут напрямую в Пермь, задержатся в Усть-Кишерти хотя бы до утра. Вместе с Ермолаем и Кондратом мы выехали в райцентр, заперев Лизу в дальней пещере. Наше вооружение состояло из гранат и проверенных «Мадсенов», а я взял еще и электрический хлыст – полезнейшее изобретение американца Диксона. Оно появилось в годы войны, и в Европе его мало кто заметил. Вы спросите: почему «хлыст»? Диксон придумал палку с двумя электродами, чтобы держать в повиновении домашний скот. Но мне пришло в голову использовать это приспособление в качестве оружия. Я увеличил мощность разряда, и теперь хлыст разил не хуже пистолета. Именно с его помощью Ермолай убил бездомного, который имел несчастье застать нас возле ангара.

Нападение на кишертский подотдел вышло стихийным и закончилось неудачей. Защитные комбинезоны сковывали наши движения, ограничивали маневренность, а Вадим Сергеевич перехитрил нас – и от гранаты избавился, и сумел, покинув дом, зайти к нам во фланг и расстрелять Кондрата. Видя, что кампания может обернуться полным разгромом, я скомандовал отступление, мы с Ермолаем прыгнули в автомобиль и выехали из села.