Шрифт:
Закладка:
Катарина как в воду канула.
Утром Алистер понял, что поиски бесполезны. Да и люди уже начинали коситься на странно ведущего себя герцога, а горожане открыто роптали.
И ди Новайо дал распоряжения отрыть ворота. Либо ей каким-то волшебным образом удалось ускользнуть, либо его ранение всё же дало о себе знать. И ему померещилось лицо Катарины у посторонней женщины.
Алистер не знал, какой вариант казался ему большим бредом. И не хотел об этом думать. Королевский инспектор не может сойти с ума и видеть то, чего не существует. А вот бредить из-за неполного выздоровления он может. Значит, так оно и есть.
Ди Новайо дал своим людям несколько часов на отдых и сон. А к вечеру они покинули этот дрянной городишко.
Алистер трясся в карете, что не прибавляло хорошего настроения. Да и погода, словно уловив мрачный настрой королевского инспектора, вторила ему. Когда отъехали от города, зарядил мелкий противный дождь.
К ночи колёса уже дважды вязли в грязи. Приходилось останавливать всю группу, чтобы вытащить транспорт.
Когда сумерки сменила промозглая тьма, герцог велел подать ему жеребца. На слабые попытки удержать его от опрометчивого шага он возразил, что пока является командиром отряда, и сам будет решать, на чём ему ехать.
Когда ди Новайо пребывал в таком настроении, с ним не спорили. Подвели соскучившегося по скачке жеребца. Алистер с неимоверным облегчением забрался в седло. И пусть спину то и дело простреливало болью, это была малая плата за возможность не тащиться со скоростью улитки.
Карету он велел бросить. Никуда не денется, а утром он пошлет кого-нибудь её вытащить и вернуть доброму синьору из Овьедо.
Дождь, увидев, что герцог теперь не прячется от него в карете, припустил ещё сильнее. Дорога была еле видна. Даже магические светильники оказались не в состоянии разогнать влажную мглу.
Постоялый двор не проехали чудом. Замёрзшие и усталые солдаты торопливо распрягали лошадей, спеша окунуться в тепло и наконец просохнуть.
Алистер, оставшись один в отведённой ему комнате, со стоном опустился на постель. Лекарь был прав, отправляться в такое долгое путешествие верхом герцог ещё не готов. Вот только и признавать правоту коновала ди Новайо не собирался.
Он мечтал поскорее убраться отсюда. В этих краях его преследовал какой-то злой рок.
Когда в дверь постучала служанка, Алистер заставил себя встать, прежде чем разрешить ей войти. Дождался, когда она расставит тарелки, и уже привычно сообщил, что дополнительные услуги не требуются.
Девчонка глянула обиженно, но послушно вышла за дверь. Ел герцог стоя. При малейшей попытке сесть на стул, спину простреливало болью.
Сразу после ужина он осторожно опустился на постель. Спать на животе герцог не привык, но сейчас выбирать не приходилось. Уснуть он и не надеялся. Раздумывал, найдётся ли поблизости лекарь, если станет совсем невыносимо.
И незаметно провалился в сон, где его уже встречали ласковые глаза и нежные руки той, кого он так и не нашёл.
После Овьедо артисты решили делать остановку на зиму. Маноло объяснил мне, что дожди уже зарядили надолго, дороги небезопасны, и до праздника перелома зимы нужно где-то переждать сырое и холодное время.
– Обычно мы в богатом загородном доме местечко подыскиваем или в городе у знатного синьора сараюшку какую занимаем, – рассказывал он, выплетая веревку для своего выступления. – Тут главное наткнуться на синьора доброго и нежадного. А то было дело, мы у одного гостевали, так он днем заставлял по хозяйству работать, а вечером еще и людей его развлекать! Еле выдержали до морозов, а там уж сбежали в столицу на праздники. И то ночью уходить пришлось – очень уж не хотел он столько дармовых работников отпускать!
Я прыснула. Сомневаюсь, что акробаты, силачи и музыканты были дармовыми работниками, все же поесть и выпить все они любили. Но холодный проливной дождь заставил и меня мечтать о теплом доме и жарком камине, полном огня.
Старшина между тем направлял караван совсем не в столицу. Это мне тоже объяснил Маноло. В столицу артисты поедут на празднование новогодья, а вот сейчас, в октябре-ноябре, лучше переждать непогоду там, где едва закончился сбор урожая. Времечко сытное, хлебное и веселое.
– В сараях и амбарах устраивают танцы, – рассказывал мне акробат, кутаясь в тяжелый мокрый плащ. – Вдовушки варят ячменное пиво, делают наливки и настойки. Семейные пекут пироги, варят густую сладкую кашу и угощают всех – даже артистов, угодивших в их деревню в период дождей. Примета у них такая: накормишь бродягу, и следующий год будет урожайным.
Я успела помечтать о пирогах и каше, продрогнуть, погреть руки керамической грелкой и снова продрогнуть, когда старшина наконец приказал сворачивать к едва видному впереди строению.
Это и впрямь оказался пустующий амбар. Даже не очень целый. Соломенная крыша была такой старой, что с нее капало, но утоптанный земляной пол был почти сухим, а стены отлично защищали от ледяного ветра и сырости.
Коней распрягли вытерли, надели им на морды мешки с зерном и отвели бедолаг в соседний амбар. Тот был еще плоше, но вполне сгодился для коней и фургонов.
В нашем же амбаре старшина приказал ставить шатер для выступлений. Маноло, обрадовавшись, побежал помогать, а меня позвала к огню Арлисса. Девочка куталась в тяжелый ватный халат и крутилась у огня, помогая старухе готовить похлебку.
Да, огонь развели прямо в амбаре, выкопав в земляном полу яму. От сырых дров стелился густой дым, многие кашляли, но никто не жаловался. Горячая еда – залог выживания в такую погоду!
Как только установили шатер, старшина погнал мужчин протирать реквизит и тренироваться. К этому времени промокшие трико успели слегка нагреться у костра, но все равно натягивать влажную ткань было, наверное, неприятно. Парни морщились, но не возражали.
– Разве нельзя потренироваться в нательных рубахах? – шепотом спросила я у Арлиссы.
– Сейчас местные придут, – со вздохом пояснила девочка, – будут смотреть, зубоскалить. Девки явятся, надо перед ними покрасоваться.
Я с легким недоумением взглянула на нелепый наряд танцовщицы, и та понурилась:
– А мне Микаэле не разрешает красоваться. Сказал, если буду тренироваться, чтобы к фургонам шла. Туда не сунутся, там Дженеро на охране стоит.
Поразмыслив, я зауважала старшину еще больше. Он берег всех своих актеров, но женщин – особенно. Маленькая танцовщица оказалась права – вскоре в амбар потянулись местные. Кто просто поглазеть, кто поболтать с матерью старшины. Старуха давала советы, гадала по руке, а порой совала молодкам какие-то травы. Я, закутанная по самые глаза, ничьего внимания не привлекала – мешала похлебку и крепкий отвар из подмороженных осенних плодов, похожий на компот. Потому и услышала разговор одной поблекшей селянки со старухой.
