Шрифт:
Закладка:
— Если все в доме будет в руках сестры Фудзико, означает ли это, что мне будет позволено быть с вами на плацу, Андзин-сан? — Лицо Тахикиро порозовело под гримом, Ал видел, что его решение, хоть и показалось странным, но пришлось ей по душе.
— Да, ты будешь со мной во время маневров и учений, в то время как Фудзико возьмет на себя дом.
Обе девушки вздохнули с облегчением.
Глава 34
Разбирайся с проблемами по мере их поступления. А еще лучше, найди себе слугу.
Из мудрых мыслей самурая Усат Фудзико
— Андзин-сан кара. — От господина кормчего. — Служанка с поклоном подала Алу озорно болтающего ножками малыша. Девушка держала его под мышки, хихикая над тем, что мальчишка при виде Андзин-сан пустил веселую струйку.
— Нани, нани? — Что, что? — Ал взглянул на ребенка, и его чуть удар не хватил. Не было ни малейших сомнений, это был все тот же малыш, которого притащил Адамс и которого он же затем выкрал из паланкина Ала, перед тем как отряд попал в засаду.
«Мой черный человек», — вспомнил он фразу из «Маленьких трагедий» Пушкина. — Карма нэ… — обратился он к служанке, все еще держащей ребенка на расстоянии от себя, чтобы тот не замочил ее нового кимоно.
— Карма. Карма, — радостно закивала головой девка. Должно быть, она решила, что Ал отец ребенка, и радовалась тому, что сын Золотого Варвара похож на нормальных людей, в смысле — японцев.
Не желая более разговаривать со служанкой, Ал кивнул ей идти с ним, и сам пошел куда глаза глядят, на другой конец деревни. Служанка с ребенком на руках едва поспевала за ним, улыбаясь и раскланиваясь на ходу с соседями. Ал шел по наитию, надеясь, что либо в одном из домов ему посчастливится услышать детский писк, либо он доберется до дома старосты и свалит свои проблемы на его голову.
В конце концов, последнее было бы разумным.
Наконец он действительно увидел небольшую хижину, рядом с которой были развешаны рыбацкие сети. Дородная молодая японка, в старом видавшем виды кимоно, баюкала на руках крошечное создание. По всей видимости, ее малышу было не более нескольких дней, во всяком случае, его личико было красным и морщинистым, как кусок мяса.
Ал постучался у калитки, при виде его японка с ребенком вскочила с места и, улыбаясь во весь рот, бросилась отпирать калитку. Она умудрялась одновременно кланяться высокому гостю, ругать зазевавшегося старика и, видимо, оправдываться за бедность обстановки.
Ал оглядел домишко и пришел к выводу, что это местечко подходит для словно преследовавшего его ребенка.
— Бедно, людно, ну и что ж тут такого, — шепнул он на ухо малышу, забирая его из рук служанки и передавая рыбачке. — Был бы ты, брат, умнее, привязался бы к богатому самураю или даже к самому даймё Токугаве. Попал в говно, так не чирикай. Не буду же я с тобой, в самом деле, возиться.
Услышав имя великого даймё, баба начала бешено кланяться, отчего ее собственный ребенок испугался и завизжал. Ал бережно протянул ребенка японке, но она, похоже, ничего не поняла, тараторя что-то и непрерывно кланяясь.
Вздохнув, он снова протянул малыша бабе, для верности прижав его к ее груди. Так что она была вынуждена обнять ребенка, чтобы не уронить.
— Ваташи-но — Мой! — пояснил он, со значением подняв палец к небу. — Вакаримашта? — Поняла? — и развернувшись, вернулся на улицу. — Отоде… — Потом… — Он неопределенно махнул рукой, словно желая сказать, что все остальные вопросы включая вознаграждение, будут оговорены после.
«Жаль, что здесь не было Марико-сан, которая могла бы объясниться с глупой рыбачкой, пообещать ей денег, заплатить на худой конец, — сетовал про себя Ал. — Хотя чего горевать. Если Токугава хочет, чтобы я подготавливал его людей, значит, какие-то средства он должен был оставить. А нет — значит, деревня обязана содержать меня со всей моей свитой. Следовательно, вопрос о вознаграждении кормилицы возьмет на себя Мура, или…»
В тот же вечер, подавая чай, одетая в красивое салатное кимоно с бабочками и подходящим к нему лимонным оби,[12] Фудзико подозвала давешнюю служанку и, показывая на нее, сделала руками жест изображающий, будто бы она, Фудзико, прижимает к груди младенца.
— Анатоно сан. — Твой сын, — разобрал Ал к на всякий случай кивнул наложнице, то ли признавая отцовство, то ли подтверждая, что понял ее. Фудзико показала, что отсчитывает монеты и передает их служанке. Снова последовала длинная фраза. Но Ал давно уже сообразил, что служанка рассказала о происшедшем госпоже, и та сочла нужным заплатить кормилице за содержание ребенка.
— Домо аригато, Фудзико-сан. — Ал поклонился ей. — Какая ты у меня хорошая, — добавил он по-русски. Другая бы жена мужа на порог не пустила с чужим-то ребенком, а ты вот денег дала, да еще и улыбаешься, словно хвалишь меня за что-то. А за что меня в сущности-то хвалить?.. Недостоин я такой жены. Это как пить дать, недостоин.
В порыве нежности ему захотелось сделать для Фудзико что-нибудь особенное, купить ей дорогущее кимоно, туфельки, оби, веера, шпильки, словом, все, что она только сможет пожелать. Отправиться с ней на воды, или куда они тут отправляются с любимыми женщинами.
«С любимыми?.. — Он хлебнул из чашки и посмотрел на Фудзико, тут же наполняющую для него чашку по второму разу. — Что ты говоришь, с любимой. А как же тогда Марико? Как же твоя мечта?»
При одном воспоминании о Марико Ал ощутил возбуждение. Ему нравилась Марико. Во всяком случае, он очень ее хотел. Но вот любил ли он Марико или только желал?
С другой стороны, Фудзико, которая не вызывала в нем столь ярких желаний, но рядом с которой хотелось просто сидеть, пить чай, слушать тишину, вдыхать запах ее духов. Причем делать это он мог все время, целую вечность… Ал вдруг с новой силой понял, как хотел бы иметь семью, услышать наконец-то писк собственных детей. Он хотел покоя и тихого счастья.
«С ума ты сошел, стоило что ли попадать в эпоху твоей мечты для того, чтобы кувыркаться здесь с женщинами и плодить детей?! — в гневе спрашивал он себя, и тут же ответил: — Стоило, ей-богу, стоило, для того чтобы перестать быть ослом и понять себя, стоило и не через такое пройти. Стоило!..»
Почувствовавшая перемену в нем наложница испуганно затараторила что-то, коснувшись рукава кимоно Ала. В ответ он улыбнулся ей, нежно накрыв ее кисть своей
