более широким представительством талибов. Политическая комиссия, проживающая в Катаре, также была недовольна. Ее глава, Тайеб Ага, подал в отставку. Другие талибы задались вопросом, почему шура состоялась в Пакистане, а не в Афганистане, где талибы были основаны. В Забуле Мансур Дадулла, брат муллы Дадуллы Ланга и соперник Мансура, присягнул на верность сыну Омара и взял в руки оружие.

Борьба за престолонаследие стала самым серьезным испытанием для старой нормы талибов — единства против политических и племенных расколов. Мансур был противоречивой фигурой, глубоко вовлеченной в организацию контрабанды мака со всеми ее прибылями и свободной рыночной конкуренцией, и, как известно, благоволившей к своему племени ишакзай.

Тем не менее, многие лидеры Талибана встали на сторону Мансура, чтобы не дать движению скатиться в хаос. Из Кабула Маулави Мутавакиль, бывший министр иностранных дел талибов, говорил, что сила талибов — в их единстве, и они должны оставаться сжатыми, как кулак. Сам Мансур, обращаясь к движению, заявил: «Если мы и вы едины, то враг не сможет иметь влияние, как и кто-либо другой. Мы должны быть вместе. Разделение угодно врагу». В середине августа сотни религиозных ученых и мулл собрались в Пакистане, чтобы разрешить разногласия. Они совещались в течение нескольких недель. В конечном итоге возобладала старая норма. 15 сентября сын муллы Омара, Якуб, и брат, Абдул Манан, присягнули на верность Мансуру. Шура Кветты объявила, что разногласия были разрешены. В конечном итоге Закир также отказался от своей оппозиции Мансуру.

Мансур сдерживал оставшихся недовольных. В ноябре Мансур Дадулла, мулла Мохаммед Расул и влиятельный командир нурзаев Баз Мохаммед сформировали отколовшуюся группу. Они объявили себя талибами, но выступили против Мансура. Мансур отреагировал быстро. Он направил в Забул один из своих специальных отрядов быстрого реагирования (keetaq muntazaree) под командованием безжалостного командира по имени Пир Ага. Пир Ага разгромил Мансура Дадуллу, который погиб в бою. Отколовшаяся группа продолжала бороться в 2016 и 2017 годах, изолированная в Фарахе, без особого влияния.

При всей политической драме, гораздо более решающие события должны были разыграться на поле боя. В начале боевого сезона 2015 года военное присутствие США сократилось до 9 800 военнослужащих, размещенных на шести основных базах: Баграм, Герат, Мазари-Шариф, Кандагар, Джелалабад и штабквартира в Кабуле. Генерал Данфорд выбрал эти базы, чтобы охватить стратегические точки страны. Имелось пять менее значительных вспомогательных баз. Члены коалиции предоставили около 4 000 военнослужащих. Италия и Германия разместили примерно по 1 000 солдат в Герате и Мазари-Шарифе. Британцы покинули Гильменд и оставили 450 солдат, которые занимались специальными операциями и подготовкой афганского офицерского корпуса. Данфорд вернулся в США в конце августа 2014 года и вскоре стал председателем Объединенного комитета начальников штабов — высшей должности в вооруженных силах США. Генерал Джон Кэмпбелл принял на себя командование силами США и союзников в Афганистане.

В соответствии с решением президента Обамы от мая 2014 года не вступать в прямые боевые действия с Талибаном, силы США были направлены на обучение, консультирование и борьбу с терроризмом. Только силам специальных операций было разрешено отправляться на задания и только в качестве советников, за исключением некоторых исключений против Аль-Каиды или Исламского государства.

Обама также ограничил воздушные удары по талибам экстремальными ситуациями. Если стратегический пункт или крупное афганское формирование находились под угрозой неминуемого уничтожения, американские командиры могли вызвать авиаудары для их спасения. Эта политика обеспечивала консервативное использование воздушных ударов. Она лишала афганскую армию и полицию того самого преимущества, которое позволило Северному альянсу, Карзаю и небольшому числу американских сил специальных операций и оперативников ЦРУ одержать победу над талибами в 2001 году.

Сотрудники Белого дома Обамы благосклонно относились к экстремальным ситуациям, полагая, что афганское правительство обладает численным и материальным превосходством, чтобы добиться успеха самостоятельно. Они часто спрашивали чиновников Пентагона, зачем афганской армии нужна поддержка с воздуха, если талибы явно не нуждаются в ней. Это был бы небольшой просчет, который имел бы большие последствия.

В первой половине боевого сезона 2015 года продвижение талибов в целом напоминало те, что были в 2014 году — в основном в отдаленных районах и провинциях. Все изменилось после августа, когда Мансур скоординировал серию хорошо спланированных наступательных операций на севере, востоке и юге Афганистана, которые напоминали события 2006 года, только на гораздо большей территории. Наступательные действия были направлены на столицы провинций и прилегающие к ним районы, что стало резкой эскалацией по сравнению с предыдущими четырьмя годами. Целью Мансура было не завоевание провинций, а принуждение правительства, северян и других проправительственных групп занять подчиненное положение по отношению к Талибану в новом политическом устройстве в Кабуле. Шер Мохаммед Аббас Станекзай, глава политического офиса Талибана, заявил неофициальной правительственной делегации: «Нам не нужен Гильменд или Забул. Мы можем взять Гильменд или Забуль, когда захотим. Нам нужен Кабул. Если мы не сможем получить Кабул, тогда мы будем воевать. Будет гражданская война, погибнут мирные жители».

Одной из главных целей Мансура был Кундуз, северная провинция, граничащая с Таджикистаном. Столицей Кундуза был город Кундуз, шестой по величине город Афганистана. Пуштуны были самой большой этнической группой в Кундузе, острове среди таджиков и узбеков на севере. Пуштуны Кундуза поддерживали Талибан в 1990‑х годах. После 2001 года им уже не было дела до правительства. В течение многих лет опросы показывали, что по меньшей мере 40 процентов жителей провинции симпатизируют Талибану. Согласно нескольким исследованиям, пуштуны чувствовали себя угнетенными узбекскими и таджикскими полевыми командирами, которые влияли на большую часть провинции. Конкурирующие ополчения полевых командиров вымогали, грабили, завышали налоги, а иногда жестоко расправлялись с пуштунами. После 2010 года таджики и узбеки также пополнили ряды афганской местной полиции. Местная полиция требовала от пуштунов деньги и захватывала землю. Дополнительным стимулом стало приравнивание правительства к неверным, как сказал один узбек из сельской местности Кундуза: «Большинство считает нынешнее государство коррумпированным и неисламским, что является достаточной причиной, провоцирующей многих на борьбу против него». В течение 2014 года массы пуштунов в Кундузе возобновили помощь Талибану.

Зимой 2014 года Мансур планировал двинуться на город Кундуз. Мулла Абдул Салам, талибский губернатор Кундуза, воевавший в провинции с 2001 года, организовал операцию вместе с опытными лидерами и кадрами. Они помогли заплатить и вооружить местных пуштунов. Они также завербовали некоторое количество таджиков, узбеков и хазарейцев. Один из командиров хазарейских талибов сказал: «Мы все сражаемся бок о бок под одним знаменем — исламом. Мы боремся за ислам, а не за какую-то конкретную этническую группу». В апреле мулла Салам атаковал шесть районов вокруг города