лет Япония и Россия ожесточенно сражались за господство над Маньчжурией и Кореей. Это была одна из первых «промышленных» войн XX в., которая унесла около 200 000 человеческих жизней. В конце концов Япония одержала победу, но многие в стране задумывались, оправданным ли было это кровопролитие. Это вновь заставило Ока обратиться к мшанкам. Те, казалось, вели себя как человеческие сообщества: отдельные особи создавали более сильные и способные к выживанию объединения с внутренним сотрудничеством и совместным использованием ресурсов. Ока даже провел несколько экспериментов с колониями мшанок – или «народами», как он их называл. Когда он пипеткой впрыскивал в чашу Петри, где находилась одна колония, микроскопические водоросли, то, по его словам, «какие бы особи ни захватили еду, питательные вещества распределялись между всеми». Отдельные клетки «живого мха» были явно способными к сотрудничеству. Однако сотрудничество может порождать конфликт. Ока провел новый эксперимент – поместил в одну банку две разные колонии. Те начали сражаться, пока одна не уничтожила другую. Ока даже обнаружил, что у некоторых особей в колонии образуются специальные шиповидные выросты, наполненные токсинами, чтобы атаковать врага. Химическая война, похоже, была всего лишь еще одной эволюционной адаптацией, естественным следствием борьбы за существование. В ходе войны с Россией японцы впервые использовали мышьяк, что было предвестником широкого применения отравляющих веществ (таких, как газообразный хлор) в ходе Первой мировой войны. «В этом отношении люди ничем не отличаются от других организмов», – мрачно заключил Ока. Увы, это было еще одним примером того, как вроде бы безобидные биологические идеи могут быть использованы для оправдания наихудших актов насилия{352}.

Идеи Дарвина проникли в Японию в ключевой период исторических перемен, который начался с реставрации Мэйдзи в 1868 г. Как и в Аргентине, и в России, и всюду, идея «борьбы за существование» особенно привлекала японских ученых – потому что хорошо отражала тот мир, в котором они жили. Первая японо-китайская война 1894–1895 гг. и Русско-японская война 1904–1905 гг. подтверждали то, что Асихиро Ока назвал «закон жизни и смерти». Ока утверждал, что люди ничем не отличаются от мшанок, которых он исследовал в своей лаборатории: те и другие объединяются в группы и ведут с другими колониями-народами жестокие войны за выживание. Как мы увидим в следующем разделе, аналогичный взгляд на военную конфронтацию послужил причиной интереса к эволюционному учению и в Китае – главном сопернике Японии в Азиатском регионе{353}.

IV. Естественный отбор в империи Цин

Стоя на берегу гавани в провинции Шаньдун, Янь Фу с ужасом наблюдал, как флагман китайского флота – могучая бронированная громада, построенная меньше 10 лет назад, – вздрогнул от удара торпеды и начал крениться, объятый клубами черного дыма. Янь, военно-морской инженер, был очевидцем завершающей стадии Первой японо-китайской войны 1894–1895 гг. За несколько месяцев до этого, в сентябре 1894 г., бо́льшая часть китайского флота была уничтожена у берегов Корейского полуострова. Японцы преследовали оставшиеся корабли, и в январе 1895 г. у базы Вэйхайвэй состоялось решающее сражение, которое унесло жизни около 4000 китайских моряков. В апреле китайское правительство капитулировало и подписало мирный договор, передав Японии контроль над Кореей и Тайванем. Для властей Поднебесной, убежденных в превосходстве над Японией, это было унизительным поражением, подтолкнувшим к душевным терзаниям и глубоким размышлениям{354}.

Янь Фу был одним из тех, кто призывал кардинально пересмотреть китайскую образовательную и политическую систему. Он считал, что Китаю необходима модернизация, иначе он будет повержен конкурирующими державами. «Наша страна окружена враждебными силами, – возмущался он в своей статье, опубликованной вскоре после битвы за Вэйхайвэй. – У нас почти не осталось времени на развитие, которое позволило бы нам избежать участи Индии и Польши». Янь имел в виду, что Китаю грозит скорое превращение в европейскую или японскую колонию. После поражения Поднебесной в Первой японо-китайской войне 1894–1895 гг. такие призывы к реформам звучали со всех сторон. Но статья Янь Фу была уникальна тем, что он изложил свои аргументы с точки зрения эволюции. Война с Японией, утверждал он, является примером «дарвиновских принципов» в действии, поскольку «естественный отбор» равно применим и к отдельным индивидам, и к странам или человеческим сообществам. «Люди и все прочие живые существа рождаются на Земле в великом изобилии… Они объединяются, и каждый народ, каждый вид старается себя сохранить, – объяснял он основы теории Дарвина китайским читателям. – [Китай] вынужден вести борьбу за существование». Выбор был прост: эволюционировать или умереть{355}.

Как уже говорилось в этой главе, развитие эволюционной мысли в XIX в. было тесно связано с ростом национализма и войн. Это, безусловно, относилось и к Китаю. Хотя дарвиновские идеи и раньше просачивались к китайским ученым и мыслителям, именно Янь Фу выступил главным популяризатором концепции борьбы за существование. Сам он узнал о Дарвине в 1870-х гг. во время учебы в Королевском военно-морском колледже в Лондоне. Его, одного из многих китайских студентов, отправили учиться за границу во второй половине XIX в., когда в империи Цин осознали необходимость модернизации армии и флота. В Великобритании Янь Фу не только изучал инженерное дело, но и начал читать труды ведущих викторианских мыслителей, среди которых было и «Происхождение видов». Зрелище уничтожения китайского флота напомнило ему мрачное описание Дарвином мира природы как мира постоянной борьбы за существование. «Виды борются с видами, группы борются с группами, и слабые пожираются сильными», – вспоминал Янь Фу, глядя, как японский флот обстреливает китайское побережье{356}.

Статья Янь Фу привлекла в Китае широкий интерес к идеям Дарвина. Воодушевленный этой реакцией, он решил написать более обстоятельный труд по этому предмету. В своей книге «Теория эволюции» (1898) он развил многие темы, затронутые в статье, и распространил эволюционную теорию на мир человеческих обществ и наций, подробно изложив все вытекающие из этого опасные следствия. По сути, Янь Фу стал первым из целого ряда китайских интеллектуалов, положивших начало развитию социального дарвинизма в конце XIX в. «Поскольку живые формы прогрессируют в ходе естественной эволюции, то и социальная эволюция, без сомнений, носит прогрессивный характер», – утверждал он. Тем самым Янь вторил словам британского мыслителя-эволюциониста Герберта Спенсера, который рассматривал общество как своего рода «социальный организм». (Позже Янь Фу перевел на китайский язык главный труд Спенсера «Основания социологии», написанный в 1873 г.) Как и Спенсер, Янь Фу считал, что общество прогрессирует только за счет конкуренции. «Люди любят отдыхать и ненавидят трудиться; если мы избавим их от соперничества, они не будут использовать свои умственные и физические силы и, следовательно… не будут прогрессировать», – замечал он. Янь Фу настоятельно рекомендовал Китаю не пытаться остаться в стороне от мира капитализма и войн, а ускорить индустриализацию и милитаризацию. Иначе страну ожидало то, что он назвал «расовое вымирание»{357}.

«Теорию эволюции» Янь Фу читали многие влиятельные политические деятели и интеллектуалы того времени, которые усмотрели в «борьбе за существование» точный диагноз проблем, с которыми столкнулся Китай в конце XIX в. Выдающийся журналист Лян Цичао, лично знакомый с Янь Фу, был увлечен идеей эволюции: он тоже предупреждал, что Китаю необходимо реформировать образовательную и политическую систему, иначе страна столкнется с риском колонизации. «Сильный процветает, слабый уничтожается», – писал Лян, приводя в пример завоевание европейцами Африки и Индии. Весьма популярными идеи Дарвина оказались и в более радикальной среде. Сунь Ятсен, возглавивший революцию 1911 г., впервые узнал об эволюции во время учебы в Гонконгском медицинском колледже. «Путь Дарвина произвел на меня сильнейшее впечатление», – позже писал он. Сунь Ятсен пришел к тем же выводам, что и многие другие китайские интеллектуалы того времени, но пошел дальше. В то время как Лян Цичао ратовал за реформы, Сунь Ятсен был убежден, что единственный способ спасти Китай – свергнуть династию Цин. «Кто не борется, тот перестает существовать», – заявил он{358}.

Замечание Сунь Ятсена о «пути Дарвина» дает нам еще один ключ к пониманию того, почему идея эволюции снискала такую популярность в Китае в конце XIX в. Сунь ссылался на одну из важнейших категорий древней китайской