может, ты и сам этого не заметишь. Может, угоришь, может, паром горячим захлебнешься — вариантов масса. А мне потом отписывайся. Нет уж, без баньки обойдешься. Тем более тебе никто не мешал у меня в душ сходить.

Скрипнула калитка, и мы оказались на весьма и весьма приличных размеров участке, соток, наверное, на тридцать, кабы не больше. Причем достаточно благоустроенном. Имелась тут и упомянутая ранее банька, и сарай, пусть покосившийся, но все еще крепкий, и изрядных размеров поленница, укомплектованная березовыми кругляшами, и вишни-«шубинки», идеальные для местного климата, и яблони, и грядки, на которых бодро зеленела картофельная да морковная ботва.

Ну а рядом с сараем обнаружился невысокий совсем, бородатый дедок в тельняшке и замурзанных широких штанах, на вид довольно-таки пожилой, но топор при этом в руках держащий хватко и махающий им умело.

— А, девка, опять ты? — отреагировал на наше появление он, а после перекинул топор из левой руки в правую. — Вот уж не ждал, что снова сюда припрешься.

— Кабы не дела казенные, так век бы мне тебя, хрыча старого, не видать, — без особых сантиментов отозвалась Метельская.

— Гостинцев каких из города не привезла? — Старик снова хекнул, опуская топор, и половинчатое полено развалилось на две части. Ловко. Не уверен, что запросто смог бы так же. Это только в кино все просто получается, а на деле я как-то взялся колоть дрова, так чуть себе полступни не отрубил. Тут привычка нужна, опыт. — Конфетов там, чайку, печенья «Юбилейного»?

— Привезла. — Оперативница показала ему тот самый пестрый пакет, что взяла из машины, она им на заправке разжилась, пока я кофе пил. — Порядки знаю, в гости с пустыми руками не хожу.

— Кабы знала, так сначала бы мнением моим поинтересовалась — желаю я тебя видеть или нет, — сварливо отметил старик. — А это кто с тобой? Что за человек?

— Знакомец мой. Вот, с собой прихватила, решила показать, какие у нас места красивые и люди интересные.

— Не знакомец, а полюбовник, — поправил ее Геннадий, взгляд которого, брошенный на меня вскользь, отчего-то вызвал в памяти воспоминания об аппарате МРТ, в пластиково-электронном чреве которого я с полгода назад побывал. — Меня не обманешь. Удивила ты меня, Светлана Игоревна, удивила. Ты ж от всех мужиков шарахаешься, как от чумы, уж кой годок, а тут вон еле знакомого парня под свое одеяло пустила.

О как. И ведь все так и есть, от щек Метельской прикуривать сейчас можно смело. Впервые в жизни вижу, чтобы краснота волной все лицо за секунду заливала.

Интересно, а Светка на самом деле ни с кем ничего, а со мной пошла? Если да — приятно. Хотя и немного непонятно.

— Чушь не неси, — зло бросила оперативница. — Другое скажи — вчера к тебе из Екатеринбурга человек приезжал?

— Э, милая! — дребезжаще рассмеялся колдун. — Вчера вспомнить — задача сложная. Память, видишь ли, уже не та стала. Что случилось полвека назад, помню замечательно, по минутам иной денек могу рассказать. А что давеча да надысь случилось — не ведаю. Быть оно было, это уж наверняка, но что да как — не расскажу, даже коли захочу.

Он печально посмотрел на нас и со вздохом добавил:

— Есть, детки, однако такая болезнь, склероз называется. Если по-научному, то прогрессирующее нейродегенеративное аутоиммунное заболевание центральной нервной системы. От оно как!

Он над нами то ли тонко насмехается, то ли вообще неприкрыто издевается. Я с этим дедом раньше не общался, потому замашек его не знаю, следовательно, точный диагноз поставить не могу. И самое обидное — ничего мы ему сделать за это не можем.

А что? Старый хрен в своем доме, в своем праве, поди возьми его за рубль, за двадцать.

— Давай я тебя, Геннадий Мефодьевич, в институт оформлю? — тем временем предложила старику Светлана. — Нет, не студентом, разумеется, для этого ты уже староват. На обследование. Чего нет? Там тебе и еда, и кровать, и душ Шарко, и электрофорез. А что до всяких процедур неприятных — потерпишь. Ну а коли помрешь там в итоге, то опять же с осознанием того, что хоть под конец жизни людям и науке пользу принес.

— Беги от нее, паря, — воткнул топор в колоду Поревин. — Ломая ноги беги. Прямо сейчас. Вон калитка в конце двора, видишь? За ней сразу лес, тебе в него. Там держи севернее, прямо по тропинке иди и километров через десять на станцию выйдешь. А если заплутаешь и в лесу сгинешь, то тоже не беда. Лучше в нем навсегда остаться, чем вот с ней год за годом вековать.

— Авось обойдется, — наконец подал голос и я. — Лучше такая, как она, чем какая другая. Ты, деда, давно в городах не бывал, не видал, какие там теперь девки обитают. У них в голове знаний на десятерых хватит, про свои права все знают, а обычные пельмени слепить не могут, про рассольник или борщ я уж и не говорю. А на Светке вон хоть бревна вози, хоть землю паши — все сдюжит. Даже если я ей на плечи заберусь.

— Да пошел ты! — внезапно взбеленилась Метельская. — Бревна вози, землю паши! Придумал тоже. Захребетник хренов!

Колдун слушал нас с хитренькой усмешкой, а когда моя спутница замолчала, ткнул пальцем в направлении все того же леса. Мол — тебе туда. Бери севернее, там станция.

— Ладно, пошутили, и будет, — предложил я. — Геннадий Мефодьевич, нам бы все же про гостя вашего вчерашнего узнать. Не щурьте глаз, он мне вчера сообщение на этот счет отправил. Последнее, собственно, в своей жизни. Просто вечером, когда он в город вернулся, его убили.

— Ишь ты! — Я ощутил, что старичок, похоже, маленько напрягся после этой вести.

Это славно. А сейчас мы еще маленько саспенса добавим.

— И прирезали его любопытным таким ножичком. — Я присел на почерневшую от времени лавочку, стоящую рядом с крыльцом. — Рукоять вся рунами изукрашена, лезвие тоже. Причем руны не простые, а старые, тех времен, когда бог Куль-Отыр по земле ходил и дела свои темные творил.

— Славно ведь пел, паря, — досадливо крякнул старик. — Славно! Почти до души достал, а под конец, экая досада, дрозда дал. Ну как же так?

— Что есть, то