насчет твоей репутации?

– Ты наполовину фейри. Не говоря уж о том, что внучка генерала. Вряд ли тебя можно назвать неподходящей спутницей.

– Значит, мне не нужно быть твоим маленьким грязным секретом?

Он улыбается, затем приближает эту улыбку ко мне. Проводит по моим губам.

– Только если ты сама этого захочешь.

– Нет.

Он тихо посмеивается, и от этого звука у меня твердеют соски и учащается дыхание. Когда он наклоняет голову и ласково раздвигает мои губы, я выкидываю все социальные оковы и ханжество на ветер и отвечаю ему.

В конце концов, я целую мужчину, который отныне и навсегда мой, с того момента, как он пленил мое сердце в тени Тарелексо.

Мои глаза закрываются, тело расслабляется рядом с ним. Хотя он не придвигается ближе, он – все, что я чувствую, пробую и слышу. Его дыхание становится воздухом в моих легких, а его руки – единственное, что удерживает мое тело от того, чтобы прижаться к нему. Он обхватывает мой подбородок ладонью.

Его кожа такая мягкая.

Намного мягче, чем у меня.

Намного мягче, чем у Энтони.

Моя кровь кипит и несется быстрее, когда я вспоминаю, что чуть не сделала прошлой ночью. Слава Котлу, что я отказалась от ухаживаний Энтони, иначе меня бы истерзали угрызения совести. Я решаю, что, прежде чем мы с Данте разойдемся, я расскажу ему о поцелуе, потому что не хочу, чтобы между нами были какие-то секреты.

То есть не больше необходимого.

Хотя мое тело остается с Данте, разум переносится к воронам. Точнее, к тому, что в замке. Если я попрошу его достать чашу-ворона, он согласится?

Волна ударяет в лодку, сталкивая наши головы и заставляя стукнуться зубами. Мы отрываемся друг от друга и смеемся, как два школьника, которые только что неловко поцеловались в первый раз.

У него такие голубые глаза, такие белые зубы, такие полные и розовые губы. Он – воплощение мужского совершенства, эталон, по которому я сравнивала и буду сравнить всех остальных мужчин в своей жизни.

Подумать только, он мой.

Он поглаживает мою щеку.

– Марко уедет только через час. Хотела бы ты посмотреть, где я живу?

Моему наивному уму требуется мгновение, чтобы осознать связь между отъездом Марко и посещением покоев Данте. Мои щеки горят, когда я обдумываю его предложение. С одной стороны, нужно проверить, как там мой новый гость, прежде чем приступить к работе; с другой стороны, я не увижу Данте еще целую неделю. Возможно, дольше.

Я не готова уже прощаться.

– Я думала, солдаты не могут принимать гражданских в казармах.

Медленная улыбка, которую мои слова зажигают на его лице, избавляет меня от всякой ответственности.

– Солдаты не могут, но я не солдат, Заклинательница змей.

Глава 32

Данте приказывает гондольеру изменить курс.

Пока мы скользим к острову белых палаток, я оглядываюсь через плечо на задернутые шторы моей спальни на первом этаже.

– Эта необычная чаша… Как ты думаешь, твой брат когда-нибудь решит отдать ее мне?

Данте отводит взгляд от проплывающего мимо военного судна.

– Нет. Он привязан к своим трофеям. Они подпитывают его эго.

Меня так и подмывает прямо попросить чашу, но я решаю, что излишняя настойчивость может привести только к неприятным последствиям. Я подожду. Нужно отыскать оставшихся воронов, прежде чем обыскивать комнату с трофеями.

Как только мы причаливаем, Данте встает и протягивает руку, чтобы помочь мне сойти на берег. Грациозным прыжком он присоединяется ко мне на деревянном понтоне и переплетает свои пальцы с моими.

Солдаты, патрулирующие гарнизонные берега, смотрят на нас широко раскрытыми глазами. Я рада, что вид принца, прогуливающегося с женщиной, так их поражает. В конце концов, это может означать только то, что это непривычно.

– На что вы все смотрите? – рявкает Данте, выводя их из ступора и в свою очередь встряхивая меня. Власть, которую он имеет над народом, надо мной, над Люче… это потрясающе.

Мы прогуливаемся по узкой мощеной дороге, которая выходит на большую улицу, с обеих сторон уставленную палатками. Некоторые открыты, другие плотно закрыты. Когда мы проходим мимо, голоса стихают, все внимание приковано к нам.

Я замечаю многих завсегдатаев «Дна кувшина»; никто меня не признает. Они боятся, что Данте накажет их за то, что они смотрят в мою сторону, или они сбиты с толку моим присутствием?

Данте кивает спрайту, охраняющему вход в палатку, которая вдвое больше соседних. Крылатый хватается за угол тента и взмывает вверх, раздвигая его, чтобы пропустить нас.

– Не беспокоить меня, Гастон.

Мне интересно, тот ли это спрайт, который доставил ленту и платье.

– Конечно, Altezza.

Когда я вхожу в покои Данте, меня охватывает беспокойство, и оно становится все настойчивее, когда тяжелый материал опускается, закрывая солнечный свет. Прижимая ладонь к животу, чтобы успокоить нервы, я сосредоточиваюсь на лаконичном убранстве.

Все функционально и безукоризненно, от половиц медового цвета до хрустящих простыней и кованой медной ванны. Рядом с ней стоит столик со стопками свежих полотенец и фарфоровой раковиной. Хотя здесь нет окон, свет проникает сквозь тканевые стены, заставляя металл сверкать, а полированный пол сиять.

Это приятно, хотя и немного холодновато.

Я медленно поворачиваюсь к нему лицом:

– Каково жить здесь по сравнению с Изолакуори?

Он стоит спиной к дверному проему, голубые глаза сверкают.

– Никак. Мой дом на королевском острове кричащий, а этот – простой.

– Какой из них тебе нравится больше?

– Сейчас? – Он делает шаг вперед. – Я предпочитаю свою палатку, потому что ты в ней.

Бабочки уносят мои угрызения совести прочь на своих трепещущих крыльях.

Его руки обхватывают мою талию, и он наклоняется так, что наши лбы соприкасаются.

– Неудивительно, что чистокровные женщины так тебя ненавидят.

Я отшатываюсь. Меня вряд ли можно назвать любимицей фейри, но ненавидеть?..

Его хватка усиливается.

– Ты неприлично красива, синьорина Росси.

Его слова помогают мне оттаять. Я далека от великолепия, но если Данте видит меня так, кто я такая, чтобы противоречить ему? Я принимаю его комплимент и храню его в своем сердце рядом со всеми остальными, которыми он осыпал меня на протяжении многих лет, затем обнимаю его за плечи и приподнимаюсь на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ.

Я почти целую его, когда он шепчет:

– Уходи из борделя.

Я растерянно опускаюсь на пятки.

– Я не могу уйти из таверны. – Я старательно напоминаю, что «Дно кувшина» в первую очередь место, где можно поесть и выпить. – Моей семье нужны деньги.

– Я дам тебе жалованье.

Я качаю головой:

– Нет. Между нами не будет денег.