– Что это… со мной?

Вместо ответа Шеффер вынул из кармана плоскую фляжку и отвинтил пробку:

– Глотни-ка, дружок.

Мольтке поперхнулся горячительным напитком и закашлялся, но коньяк сделал свое дело. Щеки обер-ефрейтора порозовели, а вскоре он сам встал на ноги. Как оказалось, после чудодейственного пробуждения он ничего не помнил из того, что произошло минутами ранее. А услышав от товарищей, что с ним случился тепловой удар, Мольтке недоверчиво скосил глаза и, поймав взглядом взгляд доброжелательно кивнувшего ему обер-лейтенанта, вздохнул спокойнее и заставил себя прислушаться к словам Бодцана.

Старый тибетец, неизмеримо возвысившийся в глазах всей группы, с этой новой для себя высоты воодушевленно принялся пояснять, что именно от этого лаза и начинается путь в опочивальню Майтрейи, грядущего Учителя всего человечества. Немедленная смерть и забвение ждут всякого, кто осмелится только сунуться в это священное место. И уходить отсюда нужно немедленно, пока Ассури, стоявшие на страже покоя Майтрейи, вконец не рассердились и не отдали их черной богине Кали! И если ранее у большинства егерей упомянутые монахом имена ничего, кроме снисходительной улыбки вызвать не могли, то теперь, после случившегося с Мольтке, желающих поспорить не оказалось.

Под руководством обер-лейтенанта они разыскали заложенную неподалеку закладку и извлекли оттуда девять плоских ящиков со взрывчаткой. Еще в Берлине штандартенфюрер Зиверс требовал соблюдения непременного условия – все входы в подземелье должны быть подготовлены к взрыву. Шорнборн снарядил взрывателями два ящика и распорядился замаскировать их рядом с лазом. Остальные они взвалили на плечи и двинулись к Нинчурту, где к их приходу группа обер-фельдфебеля Хольца должна была оборудовать лагерь.

Обратный путь они преодолели на одном дыхании, но по прибытии на Нинчурт их ждал еще один удар. Обер-фельдфебель Хольц по совету Шорнборна выбрал для лагеря один из гротов под нависшим снежником. Но основательно подтаявший за лето снежник накопил в себе такую массу, что рухнул с частью скалы внутрь грота, навсегда похоронив под собой устроенный там лагерь. Они ничем не смогли помочь попавшей в беду группе Хольца. Куски скальной породы вперемежку с глыбами грязного льда забили грот доверху и спаялись единым месивом так, что расчистить все это было теперь не под силу и роте саперов.

Гибель боевых товарищей выбила из колеи неустрашимых егерей, и Шорнборн вместо жесткого дисциплинарного воздействия лично поднес каждому из них по стаканчику неразбавленного рома. А потом вслед за Бодцаном они спустились на широкий уступ под обрывом, где находился вход в подземелье. На этот раз Ассури прониклись к увещеваниям старого монаха и не стали чинить препятствий. Но как только они вошли внутрь, Бодцан что-то гортанно проговорил штурмбаннфюреру.

Шеффер удивленно поднял брови. От Шорнборна не ускользнуло изменившееся лицо штурмбаннфюрера.

– Что случилось, Эрнст?

– Вилли, наш приятель утверждает, что в двадцати шагах отсюда залег вражеский воин.

– Вот как?! Он… один?

– Да, Бодцан клянется, что он там один. Хотя что это для нас меняет? Мы теперь в мышеловке – он перещелкает нас на этом уступе по одному, как куропаток!

Но Шорнборн словно и не замечал озабоченности штурмбаннфюрера. В его голове оформлялась в достойные облачения великолепная идея.

– Штурмбаннфюрер, а зачем нам торопиться с выходом? Не лучше ли будет позволить этому русскому самому сюда наведаться?

– Завлечь русского в подземелье и оставить здесь навсегда, обрубив тем самым все следы? Браво, Вилли!

Заложив у входа взрывчатку, они оставили в засаде двух бывалых егерей, Хоффмана и Шмидта, и двинулись в путь. Автоматные очереди до них донеслись, едва они преодолели первый десяток метров по лабиринтам подземелья.

– Это Хоффман и Шмидт!

– Они заманили русского в ловушку! – Егеря оживились и стали прислушиваться к доносившимся отголоскам боя. Похоже было, что русский экономил патроны, потому что пистолетный выстрел хлопнул всего раз, а все остальное время стрекотали автоматы Хоффмана и Шмидта. Но вот и их выстрелы смолкли.

– Погасить фонари!

Шепот Шорнборна подействовал магически, их тут же окружила темнота. Лишь откуда-то от бокового ответвления лился неясный свет. Оттуда доносились какие-то странные звуки.

Егеря вытянули головы. Кто-то бежал к ним, шлепая босыми ногами. Шорнборн приложил палец к губам, и тут же они увидели русского! Его силуэт мелькнул в отсвете бокового туннеля. Шорнборн вскинул руку, но в этот миг со стороны русского ярко расцвела вспышка, и громкий хлопок пистолетного выстрела заставил всех упасть на пол. Пуля ударила где-то рядом, во всяком случае, все услышали отчетливый металлический лязг. Но когда они вскочили на ноги, русского и след простыл.

– Майн гот!..

Возглас Отто Виртбаха содержал в себе столько боли, что и Шорнборн, и Шеффер, не сговариваясь, включили фонари и повернулись к радисту.

Виртбах держал в руках снятую с плеч рацию, ощупывая входное отверстие пули.