Шрифт:
Закладка:
– Ты закончил свою преамбулу, Соломон? Что ты имеешь сказать конкретно в защиту Скворца?
– А разве вся моя речь не в его защиту, ваша честь? Скворцов Сережа – наш собрат, пострадавший от женской мести. Я отметаю обвинения в убийствах малолеток, мы убедились, что он не такой человек, не садист и не маньяк, а жертва женского коварства. Чего же требует прокурор? Признать моего подзащитного кровяным мокрушникм. Чем это ему грозит? Опусканием. Мы против засилья гомосексуалистов, и сами же воспроизводим их в масштабах эпидемии! Поэтому я прошу высокий суд оправдать моего подзащитного ввиду недоказанности обвинений прокурора. Да, именно с убийства жрицы Ваала Фегоры утвердился на земле мужской монотеизм, который до сих пор растаптывает и унижает миллионы женщин. Но разве женщина только мстит? Нет! Она дает. Она дает тепло, ласку, заботу. Выкармливает своих будущих мучителей, забирает заявления из милиции, носит передачи в тюрьмы, хоронит рано умирающих мужчин и оплакивает их. Так и Русь. Она дает. Она дает миру нефть, согревает газом, а когда закончится на планете питьевая вода, она всех напоит из своего сердца, из самого глубокого в мире озера Байкал, кристально чистого, как и ее вечная женственная душа. Я закончил, господа, спасибо за внимание!
Впечатленные пафосом адвокатской речи присяжные уважительно молчат.
Ты утираешься марочкой, жалкий, смешной и великий в своей самоотверженности Юрий Соломонович, вступившийся перед лицом страшного судьи в защиту всего человечества.
– Подсудимый, вы признаете свою вину? – спрашивает судья.
– Нет, – глухо отвечает Скворцов, глядя в пол.
СОВЕТ ПРИСЯЖНЫХ ЗАСЕДАТЕЛЕЙ
– Присяжные, – говорит судья, – вам слово. Кто первый?
– Я, – встает Качан. – Я первым был за то, чтобы мочить Скворца. Но послушав обвинение, слова Скворца и адвоката, мое мнение переменилось. Скворец защищал телку от рогатых, он честный бродяга, гонимый ссученной властью. Предъява насчет малолеток не проканала. Газеткой этой можно подтереться. Тут не обошлось без ментовских прокладок. Я чую мусорские прогоны через три стены. Поэтому нельзя спрашивать с него как с гада. Надо спросить по-братски.
– Кто еще хочет держать слово?
Руку поднимает Костя Меняла.
– А я считаю, что Скворец виновен. Он убивал невинных людей. Такому не место в человеческом общежитии. Я поддерживаю обвинение.
– Обоснуй, – требует Качан.
– Я не обязан что-либо обосновывать. Виноват, и все.
– Нет, ты скажи! Что за дела? Ты считаешь обвинение доказанным?
– Качан, не наезжай, – пресекает перепалку Гусь. – Человек высказал свое мнение. Кухарь, ты?
Шнырь шмыгает носом.
– Я – за.
– За что?
– Что виновен.
– Обосновывать будешь?
– Я его нутром чую. Он всех презирает, терпеть нас не может, значит, и других людей мог резать и колоть, как скот. Что, я неправильно говорю? Скажите хоть вы, Зира, Рубленый.
Но Рубленый отрицательно мотает башкой.
– Не виновен.
Напряженное молчание накрывает хату.
Все закуривают, клубящийся дым заволакивает лица, скрывает мутную лампочку в потолке.
– Ты, Зира, – говорит Судья.
– Виноват.
– Недоповешенный?
– Виновен.
– Он же тебя спас! – возмущается Качан.
– А я его не просил, – хмуро отвечает Мишаня, отводя глаза.
– Ша! – прерывает прения пахан. – Все высказались. Трое за, трое против. Ничья.
Пахан откидывается к стене, закрывает глаза и скрещивает татуированные руки на груди. Таким образом «судья удалился в совещательную комнату». Закрытые его глаза так глубоко утоплены в глазницах, что выглядит он слепым, как Фемида.
ТРИ СКВОРЦОВСКИХ КОСЯКА
Желваки «дворниками» заходили по заиндевелым щекам, когда пахан отверз очи и прохрипел, глядя из-под нависших надбровий темно и страшно.
– Слушайте меня внимательно. Скворец мочил ментов, егерей и спасателей. Ментов и егерей мочить – дело благое, но спасателей, которые пришли тебя выручать, это беспредел. Скворец опытный копала, он знал, что первым делом надо проверять раскоп на предмет ржавых мин, но он этого не сделал, никого не предупредил. От гранаты погибли поисковики. Это первый его косяк.
– Я не знал про гранату… – вскидывает Сергей голову. – Моей вины в их гибели нет.
Гусь наливает ему долгим взглядом горячего свинца в душу.
– А ведь пацаны по ходу спасли тебя и твою телку, приняли взрыв на себя. Ты пытался проканать за психованного, думал развести нас на голимый бред, приплел видения про Хазву и Финееса. Это твой второй косяк. – Судья вынимает щепоть чая и «солит» заваркой широко открытый рот. Пожевав, продолжает. – Да, верных доказов насчет малолеток и беременных у нас нет, но судя по той мясне, что ты устроил в горах и потом, в поезде, ты способен замочить хоть бабу, хоть мальца. Теперь главное. – Гусь обводит камеру пристальным взглядом. – Вы что, забыли, как Скворец назвался мужиком, когда заехал в хату? А он мокрушник серийный, спецом попутал масти, ввел всех нас в блуд. Это его третий и главный косяк. – Оттопыренным углом рта пахан втягивает воздух (слышится бормочущий звук слюны), и, как судейским молотком, бьет кулаком по столу. – За это я постановляю замастовать его в петухи!
Гробовое молчание накрывает прокуренный склеп.
Зеки переглядываются одними глазами, будто всех настигло косоглазие.
Внезапно из-под нар раздается.
– Похоть скотская! Ана-а-А-А-афема!!!
Хата вздрагивает.
– Да заткнись ты, сволочь!
– Убейте чухана кто-нибудь!
– Ша! Тишина в зале суда…
Гусь утихомиривает сидельцев.
– Завтра чухан за все ответит, – зловеще обещает он. – Сегодня у нас другая забота. Качан наклоняется к его уху.
– Без ведома Вора опускать не по понятиям, – шепчет он, но так, чтобы слышали остальные.
Пахан сидит истуканом, шевелятся только губы в черных чаинках.
– Я своих постанов не меняю.
– Давай кс (ксиву) Финту тиснем, – настаивал Качан, – пусть Финт решает!
– Ты куда лезешь, фуцан? – буреет пахан от гнева. – На мое место метишь?
Качан гордо выпрямляется.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно