пятьдесят-семьдесят уж точно спалили, – прикинул Костя Меняла.

– А 9 миллионов не хотите? – огорошил его и всю камеру адвокат.

– Сколько? – охерел народ. – Девять лямов телок сожгли? Они там что, спятили?

– Да-да, девять миллионов самых лучших, самых красивых своих женщин толерантные европейцы сожгли на кострах за время так называемой «охоты на ведьм». В генетической памяти наших прародительниц отложились эти невероятные по своей жестокости гонения. Нашим матерям, женам и сестрам ничего другого не оставалось, кроме тайного сопротивления и глубоко скрытой, коварной мести. Что мы и имеем в виде великой битвы полов, разворачивающейся которое тысячелетие на нашей планете.

Адвокат закашлялся.

– Можно не курить в зале суда? Я не могу сосредоточиться.

Зеки удивленно переглядываются, но судья постановляет.

– Харэ дымить. Потерпим без курева.

Присяжные делают по последней затяжке и бычкуют цигарки в крышке от «Нескафе».

Развеяв дым рукой, Юрий Соломонович продолжает.

– Моя преамбула закончена, Ваша честь. Перехожу непосредственно к делу. В история Сережи Скворцова и Даши Жуковой отражается схватка жрицы Хазвы и первосвященника Финееса. Иудеи были первыми носителями монотеистической мужской религии, именно они объявили женщину пособницей дьявола. Вот почему жрица Ваалфегоры восстала против мужской религии и захотела войти в Скинию Собрания, чтобы опрокинуть Ковчег завета. Это вы, Сергей Геннадьевич, в облике Финееса убили ее и развязали кровопролитную войну между мужчиной и женщиной! Вы положили начало вековечной вражде мужского и женского начал на нашей планете! Так чего же вы теперь жалуетесь, что Хазва вас преследует? Вы и есть первопричина ее козней, так идите и миритесь, валяйтесь у нее в ногах, вымаливайте прощение! Почему мы должны страдать из-за ваших разборок?

Никто не ожидал, что в зачумленной хате вскроется делюга исторической значимости. Да и мало кто из присутствующих понял это, многие решили, что адвокат вместо защиты сделал Скворцу еще одну предъяву.

Сергей смотрел расплывшимся взглядом в одну точку. Протаяла зараженная грибком стена, проступили бездонные глаза умирающий Хазвы: «Будь ты проклят!»

Скворцов вздрогнул и очнулся.

– Где я теперь возьму ту Хазву, чтобы просить у нее прощения? – спросил он у защитника, стряхивая наваждение.

– Зачем вам «та Хазва»? – удивился адвокат. – У вас есть «эта Даша». Если она простит и полюбит вас, то мужское и женское начала помирятся, наступит гармония и благоденствие. Ведь именно с момента убийства прекрасной жрицы копьем Финееса, женщины мира получили свою теневую, зловещую и мстительную сторону – Хазву! И культ ее божества стал действительно кровавым, потому что Женщина вступила на тропу войны против Мужчины.

– О чем ты хлещешься, Соломон? – не выдерживает Качан. – Его древнее гони-во не канает, он обвиняется в реальном мочилове женщин и малолеток! Что ты на это скажешь?

– А скажу я то, – подбоченивается адвокат, – шо многие сочли историю про Хазву и Финееса гонивом, но на основании этого «гонива» мой подзащитный обвиняет в своих бедах женщину, и это, между прочим, логика всех сидящих здесь мужчин. Тогда у всех у нас гониво! Все согласны, что женщины предают и подставляют мужчин, а?

– Да, да, да! – кивают, переглядываясь, присяжные.

– Меня супружница вломила…

– Меня сеструха с потрохами сдала, чтоб квартирку отхапать…

– Меня мать родная, мать сдала… – Кухарь истерично всхлипнул.

– Так ты все из дома вынес, утырок, ты же старуху свою избивал!

– Меня лечить надо было! – взвизгивает шнырь. – Наркомания это болезнь!

– Бабы – сучки конченные! – рычит Качан. – Я всю жизнь им мстить буду. Меня одна такая сдала. Выйду – урою! Ей не жить!

– Уж не за то ли, что вы подпоили ее клофелином и изнасиловали?

– Чего? Ты на кого бочки катишь, Соломон? Я не посмотрю, что ты лицо неприкосновенное..

– Ша! – обрывает ссору Гусь. – Адвокат под моей защитой. Пусть хлещется.

Дирижерским жестом адвокат сметает остатки разговоров.

Наступает тишина.

Юрий Соломонович более не грассирует и не использует одесские ужимки.

– Друзья мои, – говорит он проникновенно, – вот мы и пришли к ответу на вопрос, какая сила запирает нас в тюрьмы и держит здесь долгие срока. Женщина. Вражда с нею. Нас засаживают в тюрьмы наши жены, подруги и матери.

– Мать не трогай, Соломон, – чвыкает нажеванной заваркой пахан. – Мать это святое.

– Шо верно, то верно, ваша честь, мать в тюрьме – самое святое, шо только может быть! Ну, ведь, правда же, друзья мои? Кто приходит нас проведывать, кто приносит нам передачи? Мама. Верно? («Ве-е-е-рно», – растроганно тянет камера). Мама, мама, я плачу твоими слезами! – Юрий Соломонович снимает очки и протирает глаза кулачком, но тут же строжает. – Но мать тоже женщина и она тоже мстит нам, мужчинам, за скотское к себе отношение. Вы спросите как? Часто – совершенно бессознательно. Ну, например, после родов молодая мама лишает мужа секса и переносит свою любовь на новорожденное дитя, особенно если у нее родился мальчик. Муж начинает беситься, пьянствовать, куролесить и ходить налево. Далее следует – что? – развод.

– Все в масть, Соломон, я один был у матери, – кивает Рубленый. – Батя свинтил, как только я родился. Найти хочу его и в бубен настучать.

– Нас батя тоже бросил из-за крали одной…

– Мой умер, спился…

– Мой с мамкой дрался, не выдержал, ушел. Я его не обвиняю.

– А я обвиняю! – перекрикивает общий гвалт Качан. – Меня батя ни разу не проведал, алименты не платил, мать в трех местах уборщицей работала, мы с хлеба на воду перебивались.

– Вот вам типичный пример, – пальцем указывает на него адвокат. – Мать-одиночка выращивает сына в ненависти к отцу, сын вырастает отрицаловом, а так как отец – это Закон и Порядок, то сын автоматически нарушает Уголовный кодекс и попадает в тюрьму. Так действует проклятие жрицы Хазвы.

Хата обалдевает от такого вывода.

– Но не все же попадают в тюрьмы, – возражает Меняла, – вы преувеличиваете, Юрий Соломонович.

– Даже если мужчина не попадает в тюрьму, мать все равно не оставляет его в покое, ведь она выращивала для себя эрзац-мужа и не желает делиться им с другими женщинами. Если сын женится, она делает все, чтобы разрушить молодую семью, ревнует, поучает, ссорит. Потеряв семью, сыну ничего не остается, как забухать по примеру отца. И вот, оба несчастные, мать и престарелый сын доживают свой век вместе, сын пьет и материт старушку, а она не понимает, что же такого плохого она ему сделала. Так осуществляется еще одна схема женской мести. Я знаю это по себе, потому что еврейская мама – это отдельная песня песней. Россия – женская держава, женский полюс планеты, вот почему в России самые страшные тюрьмы и зоны. Ужасные условия содержания отягощаются у