Ничего более смешного о Наполеоне я не читал. «1812 год: Пьеса». Написана великолепным Аркадием Аверченко в 1912 году. «Пьеса» сказано слишком громко и, разумеется, намеренно. Действующих персонажей два. Редактор (Аверч.) и некий драматург (Драм.).

Есть у Аверченко особый жанр. Мини-пьесы, или, точнее, рассказы-пьески. Назвать их «пьесой», да еще и с большой буквы, – форменное издевательство. В чем в чем, а в этом Аверченко настоящий мастер.

Я, признаться, не большой ценитель русской сатиры начала ХХ века. Слишком уж перемешаны в ней злободневность со старомодностью. Возможно, в «беременной революцией» стране по-другому и быть не могло, но в юморе вопрос вкуса острее, чем где бы то ни было. Мне совсем не нравится Зощенко, однако я, по крайней мере, понимаю, что Надежда Тэффи очень талантлива. А Аверченко… Аверченко, на мой взгляд, просто гений.

Аверч. Почему вы досадуете?

Драм. Да как же! Я ведь Бонапарту совсем другой характер сделал. Он у меня холерик, а Наполеон сангвиник; они часто спорят между собой, и Бонапарт даже, однажды, впал в немилость. Ведь тут у меня любовная интрига! Оба они влюбляются в одну и ту же помещицу. Помещица у меня такая есть: Афросимова. Она тоже хотела бежать из Москвы, но на полдороге, благодаря недостатку бензина, была перехвачена.

Смешно и изысканно! Это я не про кончившийся бензин, а про Бонапарта-холерика и Наполеона-сангвиника. Вы уже хорошо знаете императора, вдумайтесь и поймете – хорошая шутка. В стиле Аверченко.

…Современники называли Аркадия Аверченко «королем юмора». Наверное, потому, что его читал сам император Николай II и члены его семьи. Это я тоже шучу. Хотя то, что читал, – правда. Многие, например Корней Чуковский, оспаривали «титул» Аверченко. Но детский писатель, создавший «доброго доктора Айболита», был человеком отнюдь не добрым и довольно завистливым. Аверченко он сильно завидовал. Как, впрочем, и многие.

«Короли юмора», за редким исключением, люди не очень-то веселые в обычной жизни. Но Аверченко – веселый. Однажды его спросили, как ему удается так много писать, Аверченко ответил: «Я пишу только в тех случаях, когда мне весело. Мне часто весело. Значит, я часто пишу».

Душа компании. Ровный, деловой, остроумный. Аверченко – человек невероятно легкий. Любитель застолий и женщин. А еще – скачек, французской борьбы, авиации и шахмат. Уделял большое внимание внешнему виду, едкий Чуковский за пристрастие к хорошей одежде называл его «моветонным щеголем». Зависть, Корней Иванович, зависть… Аверченко блистал, Чуковский в сравнении с ним так, мерцал.

Аверченко легко жил, легко и писал. Только с 1910 по 1913 год он опубликовал двадцать (!) сборников рассказов. Работоспособность – невероятная, во многом благодаря неистощимой фантазии. Писал Аверченко о чем угодно, всегда – остроумно.

Американский литературовед Бернард Герни сказал об Аверченко: «Преобладающая черта его – мастерское понимание гротесковости и экстравагантности ситуации». Знаменитый переводчик и знаток русской литературы выделил главное. Мало кто обладал подобным умением – взять ситуацию, вывести героев на высший уровень нелепости и абсурда. И все это коротко, с крайне динамичным сюжетом. Стиль Аверченко!

«1812 год: Пьеса» – отличный пример.

Драм. Я сейчас только от зятя. Это прямо какой-то психопат! Спрашиваю: «Пишешь пьесу о Наполеоне?» – «Нет, не пишу». Как вам это понравится?!

Авер. (с убеждением). Форменный кретин.

Драм. Не правда ли? Прямо-таки дурак.

Аверч. (с тою же убежденностью). Дурак и свинья.

Самое начало рассказа. Дальше между драматургом и редактором возникнут непреодолимые противоречия, но сейчас – полная солидарность. Как это не пишет пьесу о Наполеоне? Форменный кретин!

На дворе – 1912 год. Россия отмечает столетний юбилей Отечественной войны 1812 года. Огромный интерес, необыкновенный ажиотаж. Как часто случается, появляется и необыкновенное количество графоманов.

Сразу отметим, Аверченко – патриот. По поводу современных российских нравов язвил, за что не раз страдал от цензоров, но, например, войну с Германией решительно поддержал. И в рассказе Аверченко высмеивает то, что всегда обеспечивало его работой, – невежество и глупость.

Аверч. По источникам писали?

Драм. Чего-с?

Аверч. Я говорю: когда пьесу писали – источниками пользовались?

Драм. Помилуйте! Все лето на Кавказе провел.

Аверч. Значит, не пользовались?

Драм. Именно, пользовался.

Аверч. Разве… там… можно… найти?

Драм. Дитя! Видно, вы никогда не бывали на Кавказе: Эссентукский, Железноводский, Нарз…

Гротеск? Сейчас будет фортиссимо, у Аверченко всегда так. Мое любимое место в рассказе.

Драм. Да-с. И вот стоят они и любуются на пожар Москвы. Наполеон со штабом. Вся его свита: Марат, Дантон, Мей, Бонапарт, Барклай-де-Толли…

Аверч. Позвольте, позвольте! Какой Марат?

Драм. Известный. Тот, которого потом убила Шарлотта Корде.

Аверч. Простите, она его не потом убила, а раньше.

Драм. Как раньше? Как же он мог быть на пожаре Москвы, если раньше. Труп его возили, что ли?

Аверч. Да дело в том, что с Наполеоном был не Марат, а Мюрат.

Драм. Да? Ну, как говорится: «Не вмер Данила, болячка задавила». Сойдет.

Смешно мне вдвойне, ведь в моей жизни была похожая история. Курсе на третьем истфака МГУ я с друзьями хотел, скажем так, посидеть по-мужски. «Посидеть» в те времена было непросто. В ресторане – дорого, да и попасть трудно. Дома? Незваным гостям могли бы и не обрадоваться. В общем, один их моих друзей вспомнил про соседа по коммуналке, который всегда радовался тем, кто мог его угостить.

Пришли. Как вежливые люди, начали с представления. Представился и я. В ответ услышал:

– Мурат? А зовут-то как?

Подтвердил, что так и зовут. Виктор Петрович (так его звали) не унимался.

– Да понял я, что Мурат. Звать-то как?

Замечу, что в тот момент Виктор Петрович был еще абсолютно трезв и мы начали раздражаться. Тут-то сосед нас и удивил.

– Я к чему? У Наполеона ведь маршал был, Мурат, а звали его как-то по-другому…

Посрамил так посрамил. Мюрата ведь звали Иоахим. Только у нас это вся история, а Аверченко все добавляет и добавляет гротесковости. Пьеса с прологом и эпилогом буквально на паре страниц…

Хотя Аверченко обычно называют писателем-сатириком, но он – изумительный драматург. Скетчи, одноактные пьесы, театральные миниатюры – все это составляет значительную часть его творчества. Интересная деталь. Уже в эмиграции именно драматургия стала для него основным источником дохода. Хотя в театре сейчас чаще появляются инсценировки повестей и единственного романа Аверченко, «Шутка мецената».

Но, по моему мнению, Аверченко непревзойденный мастер «малых форм». Заставить тебя непрерывно смеяться в течение пятнадцати-двадцати минут – это, знаете ли, верх мастерства. Потому и велико искушение вставить в рассказ об Аверченко