Карин ахнула, а Себастьен грузно рухнул в ближайшее кресло, ошарашенно приоткрыв рот. Элизабет тоже казалась подавленной. Остальные же присутствующие просто начали обмениваться взглядами. Некоторые только теперь осознали, что мероприятие явно выходит за рамки простого кулинарного соревнования маленького городка.

– Погодите-ка! – снова воскликнул Рене. – Я, конечно, испытываю огромное уважение к столь именитым представителям власти, но сенатор же приходится тестем Себастьену Гроссмалларду. Разве это честно?

Ричард предпочел смотреть на сцену, чтобы не встречаться взглядами с Рене, признавая про себя, что тот говорит дело в плане соблюдения норм справедливости, но не желая вмешиваться, будучи и сам пристрастным судьей ситуации, учитывая количество посещений кафе Дюпона.

– Нечестно ведь, так? – не сдавался Рене, породив волну согласных шепотков в зале.

– Вам абсолютно нечего бояться, – драматически объявил Гроссмаллард, поднимаясь на ноги. – Этот человек ненавидит меня до глубины души. Правильно, папа? – В последнее слово он вложил столько сарказма, сколько смог.

Во время обсуждения сенатор медленно приблизился к краю сцены и теперь стоял рядом с Валери. Они создавали впечатление королевской четы: пожилого монарха в сопровождении более молодой супруги. Безупречный голубой костюм Ройера идеально сочетался с таким же безупречным голубым галстуком и прекрасно подходил голубоватому оттенку тонких, зачесанных назад волос того фиолетово-серого цвета, который приобретает седина стариков. Высокий, с аристократическими манерами, тесть Гроссмалларда немного сутулился, отчего шея выдавалась вперед чуть дальше, чем казалось комфортным. Он напоминал болотную птицу, пикирующую к воде. Сенатор вскинул руки в универсальном жесте политиков, успокаивающих толпу, хотя в зале царила почти идеальная тишина, и произнес:

– Для меня честь получить приглашение стать судьей этого мероприятия. Чтобы положить конец вашим сомнениям, месье, могу гарантировать свою полную беспристрастность. Полагаю, моя репутация говорит сама за себя. – Никто не поверил ни единому слову. Если же это была попытка проявить скромность, то ее свел на нет хищный взгляд запавших глаз политика. – Так или иначе, все блюда представлены анонимно.

Снова повисла напряженная тишина. Зрители замерли, ожидая, как будут разворачиваться события. Мабит нарушил молчание аплодисментами, провожая осторожное отступление Ройера со сцены.

Валери подошла к Ричарду и встала рядом. Она выглядела собранной и спокойной, прошептав:

– Все по плану.

– Я в любом случае его не знаю, – отозвался он язвительно.

– О, Ричард, – улыбнулась напарница. – Передай, пожалуйста, сотрудникам начинать разносить вино.

Он послушно выполнил просьбу и убедился, что каждый получил свой бокал до того, как началось соревнование. Затем все выжидательно столпились возле первого подноса. Молодая официантка ловко подняла крышку, демонстрируя шикарную скульптурную копию местной гостиницы Moulin de Follet, выполненную из ярких, радующих глаз пирожных макаруны. Десерт выглядел как трехмерная акварельная картина.

– Кажется, соревнование закончится, едва начавшись, – прокомментировал сенатор. – Скромные макаруны – моя слабость.

«Интересно, в чем выражается скромность пирожных? – принялся размышлять Ричард. – Нет в них ничего скромного».

Ройер сейчас слегка напоминал Марию-Антуанетту. Не хотелось бы думать, что планы Валери погубило его пристрастие к печенью с начинкой в стиле меренги.

– На вкус потрясающе, – продолжил судья фестиваля. – И на вид тоже.

Все присутствующие обернулись к Жанин, чьи макаруны славились по всему городу, и та залилась румянцем от счастья, что ее работу оценили.

Под второй крышкой обнаружилось менее впечатляющее блюдо, хотя пока еще было рано судить. В белой керамической миске содержалось нечто похожее на суфле. К сожалению, оно опало и теперь скорее походило на замшевую тряпку мойщика окон: покрытое складками, грязно-коричневое, потерявшее объем. Почти как сам Мабит, который болезненным возгласом выдал себя как творца десерта.

– А я говорила ему приготовить тарт татен, – прокомментировала его жена, обретя горячего сторонника в лице мадам Таблье.

– Номер три? – Сенатору явно не терпелось перейти к следующему блюду.

Его создателем, без сомнения, был Мартин Томпсон. Во всяком случае, Ричарду даже не пришлось размышлять над личностью того, кто приготовил «Пятнистого Дика» в форме рождественского полена. Потому что вышеупомянутое полено явно сделал пекарь-извращенец из квартала красных фонарей Пигаль. Ройер, будучи опытным политиком, прекрасно понимал нежелательность появления на фотографии с подобной штукой, поэтому благоразумно двинулся дальше.

Ричард поймал взгляд Мартина.

– Меня слегка занесло, старина, что тут скажешь, – развел руками тот.

Следующие два десерта были безопасны в плане провокационности, но тоже не сумели оспорить лидерство Жанин: саварен с лимонно-ягодной начинкой, который планировал испечь Рене, и клафути, принесенная Фонтейнами. Ричард знал личность творцов фруктовой запеканки, потому что те попросили воспользоваться его кухней и оставили ее после готовки даже чище, чем там было раньше. Что не помешало мадам Таблье помыть все второй раз.

Следующим номером шли кулинарные труды самого Ричарда. Изначально он пытался испечь красный фруктовый торт «Павлова», но отвлекся в процессе на просмотр «Большой жратвы», французской ленты про группу друзей, которые объедаются чуть ли не до смерти. Фильм едва не заставил Ричарда принять решение впредь воздерживаться от употребления пищи, поэтому он прекратил готовку и в итоге просто врезал по неудавшемуся торту молотком для ирисок и создал свою версию «Итонского беспорядка». Предположительно, именно так и изобрели блюдо, давшее название десерту: высокие идеалы оказались разрушены некомпетентностью и неумением сосредоточить внимание. Так или иначе, результат выглядел вполне сносно, и Валери даже ободряюще улыбнулась Ричарду. Однако тот про себя отметил, что пока впереди остаются творения основных игроков, а значит, истинная причина фестиваля еще не раскрыта.

– Номер семь, – объявил Мабит, вновь обретя душевное равновесие после кошмара с суфле и желая активно участвовать.

Под металлическим куполом обнаружилось темно-коричневое кольцо. Все начали переглядываться, не зная, как подступиться к десерту.

– Это торт-цимес, – объяснил Морти Лейбовиц, выходя вперед.

– Эй! Нужно соблюдать анонимность! – прошипел за его спиной Эйб.

– Как будто никто не догадается, – отмахнулся от него брат. – Вообще-то это традиционное еврейское рагу, которое кто-то додумался превратить в торт.

Ричард перевел его слова сенатору. Тот не слишком горел желанием пробовать необычное блюдо, но решил не портить отношения с другой нацией, зажмурился и все же сунул в рот ложку.

– Говорил тебе, надо лучше ругелах печь! – прокомментировал Эйб.

– Нет, ругелах предлагал я, а ты настаивал на бабке, – возразил Хайми.

– А, да какая теперь разница, – пожал плечами Морти.

Осталось продегустировать десерты всего четырех конкурсантов, и Ричард начал подозревать, что порядок преподнесения блюд вовсе не был случайным, как озвучивалось ранее. Дополнительным аргументом за это предположение служила напряженная поза Валери во время пафосного объявления Мабита: «Номер восемь!»

Официантка быстро подняла крышку, и те, кто помнил открытие ресторана Гроссмалларда, ахнули. Те же тарты с малиной, парфе в форме яйца и пугающе-красный отпечаток. Десерт получился не таким аккуратным, как раньше: контур ладони выглядел слегка смазанным, а розочка на тарте немного разваливалась. Ричард заметил, что и Гарсон, и Гроссмаллард проявили пристальный интерес к содержимому тарелки, когда Ройер зачерпнул ложкой парфе.

– И тут веганский сыр, – пренебрежительно выплюнул Себастьен. – Смотрите, текстура уже изменилась, хотя блюда и поставили на охлаждающие поддоны.

– Теперь-то ты это заметил, – прокомментировал Гарсон и отступил назад на случай, если бывший учитель попытается нанести удар обидчику.

– А мне кажется, вкус блюда только улучшился, – горделиво сказал Хьюго. – И многие парижские рестораны уже заказали наш сыр.

– Номер девять! – Мабит решил, что пора продолжать.

– Уже больше похоже на правду! – поприветствовал новый десерт Гарсон. Тарты с малиной и парфе из козьего сыра на кроваво-красном отпечатке руки. По толпе зрителей прокатилась волна недоуменных бормотаний. Ричард обратил внимание, что Валери кивнула комиссару и тот ответил ей тем же. – Настоящий козий сыр, – добавил молодой шеф-повар, проигнорировав шум за спиной, и тут же махнул Менару: – Только без обид, хорошо?

Сенатор чистой ложкой зачерпнул парфе, попробовал его и с видимым удовольствием приподнял брови.

Гроссмаллард подался вперед и заявил:

– Вижу, ты заменил настурции на фиалки. Зря!

Ройер наконец начал понимать, что участвует не просто в обычном кондитерском соревновании. Он согласился на судейство, чтобы обеспечить себе пиар и завоевать больше голосов среди провинциалов, а также чтобы бесплатно попробовать сладости, попутно растоптав раздутое эго зятя, однако сейчас выглядел как человек, жаждущий очутиться