Ирина: Как часто у вас бывают моменты такого откровения, приближения к другому измерению?

Мути: Иногда. Но этого состояния очень трудно достичь, потому что оно зависит от многих факторов, от зала, публики, атмосферы. Нельзя сказать себе – сейчас я создам такой момент. На самом деле, если думать в этом направлении, ничего ты никогда не создашь, è vero. Это правда. Музыка – как любовь. Ничего нельзя предсказать. Нельзя знать, когда это произойдёт.

Ирина: Маэстро, давайте немного отвлечемся от серьезных тем. Я знаю, что вы любите собак. Я тоже. А сейчас вы держите собак?

Мути: Si, у нас были разные боксёры, бульмастиф. А теперь бостонский терьер, пикколо, маленький такой, его зовут Аттила.

Ирина: Очень подходяще, Атилла. А вы хотели рассказать про ваш любимый замок, замок Фридриха Гогенштауфена?

Мути: Федерико Секондо, император Германии, а также король. Его называли «пуэр Апулиэ» – «дитя Апулии». Да. Это, наверное, моё первое воспоминание в жизни. Мне было пять. Мы выехали из Мольфетты на лошади всей семьёй вечером и прибыли ранним утром к замку Кастель-дель-Монте. И когда я открыл занавески нашей повозки, я увидел этого невероятного монстра, этот монумент. С тех пор я читал всё, что мне попадалось о Фридрихе, всё подряд.

А потом мне удалось купить там участок земли – 14 акров с труллами, с этими маленькими каменными домиками. Оттуда напрямую открывается вид на замок.

Ирина: Он открыт для посещения?

Мути: Si, он полон японцев, немцев, а поскольку из окна тронного зала видно все труллы на моей земле, теперь одна из историй, которую рассказывают японцам экскурсоводы – эта земля принадлежит маэстро Мути.

В мае на моей земле зацветают тысячи диких орхидей. Они вот такие маленькие. Но выглядят как обычная орхидея, разные цвета – синий, красный, жёлтый, вот такие пикколо. Но – целый ковёр…

И когда у меня появляется возможность, я сажусь в машину в Равенне, это более шестисот километров, и еду без остановки, еду туда. Сперва я останавливаюсь в маленьком отеле, а потом поднимаюсь на место. Иду пешком. Иногда с другом, иногда в одиночестве. На утро я покупаю всякий сыр: моцареллу, буррату, проволо, проволоне, потому что это страна сыров. А потом, вечером еду обратно в Равенну.

Ирина: Впечатляет, это же 1200 километров!

Мути: Si. Когда я еду по направлению на юг, и постепенно меняется природа, меняются виды цветов, появляются оливковые деревья, то я чувствую, будто я возвращаюсь в детство. Как будто не я еду на юг, а время движется вспять.

А знаете, где похоронен Фридрих? В Палермо, в Кафедральном соборе.

Если войти в собор, то справа будет большой порфировый саркофаг – это могила Фридриха. Когда её вскрыли, рядом с телом Фридриха были обнаружены останки двух других людей – молодая девушка и юноша. И это большая загадка. Может быть, умертвили вместе с ним? Есть интересный исторический факт, что, когда Фридрих был ещё юношей, в Палермо была женщина-колдунья, которая читала по руке, и она предсказала ему многое. В частности, она сказала, не езди в город, носящий название цветка. По этой причине никогда нога Фридриха не ступала на землю Флоренции. Потому что Флоренция, Фйоренца, от слова «цветок». Так что он верил в это. А умер он в замке Кастель Фьорентино в Апулии – это тоже от слова цветок. Некоторые считают, что его отравил папа римский. Possibile. Возможно. У пап не всегда была чистая биография.

Ирина: Маэстро, вы основали Итальянскую оперную академию, какова её цель, как организована её работа?

Мути: Мы прослушиваем молодых музыкантов для создания оркестра, в первую очередь – это оркестр Керубини, чтобы исполнять итальянские оперы.

Ирина: Это только для итальянцев?

Мути: В основном, да. В какой-то момент я сказал себе: мне повезло, я научился столь многим вещам у великих педагогов. Вспомните, что тот же Вотто работал с Тосканини, а Тосканини играл с самим Верди. Так что всё, чему я научился за эти годы, уходит корнями в прошлое. И я понял, что хочу поделиться с молодыми музыкантами своим опытом. Опытом работы с Рихтером, с Франческатти, с великими певцами – Паваротти, Морин Форестер, Ричардом Такером. Ричард Такер пел партию тенора в записи «Аиды» с Тосканини. И он же пел со мной во Флоренции. Морин Форестер пела со мной Малера, а когда-то пела Малера с Бруно Вальтером. Я хотел бы передать молодым музыкантам, как пытаться избежать рутины, как оставаться в оркестре на многие годы и никогда не забывать – то, что мы делаем, не скажу миссия, но благородная аристократичная профессия, а не просто заработок.

Ирина: Достоинство.

Мути: Si, la dignità. Конечно, это все-таки миссия, потому что мы несём людям красоту, и не должны обманывать публику. Мы должны быть честны, пытаясь служить инструментом замысла композитора, а не использовать композитора в своих целях. Потому что наша профессия – стоять на подиуме – и это может неоднократно ввести нас в заблуждение, будто бы мы короли. Но я повторял много раз, что подиум – это не трон, а одинокий остров. Там ты совсем один. За тобой публика, перед тобой твой инструмент – оркестр, но он состоит из инструментов, которые держат люди, и у них есть свои взгляды. И они не обязательно совпадают с твоими. Они могут тебе быть симпатичны, а могут и нет, понимаете? Но твой долг – привести их всех к твоему пониманию интерпретации произведения. Они не должны тебя любить, но должны тебя уважать, и тогда они отдадут тебе всё. Любовь – это другое, но уважение – обязательно. Вот как раз этим я и занимаюсь. Многие из этих юношей и девушек сейчас сидят в разных оркестрах, не только в Италии, но и по всей Европе.

Ирина: То есть это настоящая Академия, они набираются у вас опыта.

Мути: Si. Это что касается оркестра. А вторая цель Академии – научить их понимать и исполнять итальянскую оперу. Потому что в некоторый момент я осознал, что итальянская опера превращается в полную противоположность того, чем она должна быть. Как я уже говорил, это не развлечение, когда мы имеем дело с этими операми, мы прикасаемся к вечности. «Каста дива» из Нормы это одно из чудес света. И если у вас когда-нибудь будет возможность послушать «Каста дива» ночью на Капри в полной тишине и при полной луне, восходящей над морем, тогда вы поймёте, что средиземноморская культура существует совершенно отдельно от культур в других регионах Альп, где всё гораздо более сложно. Но простота не означает поверхностность, чем проще – тем сложнее.

Ирина: Маэстро, расскажите о вашем бесподобном исполнении «Ивана Грозного» Прокофьева на Зальцбургском фестивале. Признаться, я там была и волновалась за состав исполнителей, русских было всего двое: Бородина и Абдразаков, даже чтец был из Германии, и француз Депардье в роли Грозного, Венский филармонический оркестр, Венский хор. Мой скептицизм улетучился буквально через пару минут, я была полностью покорена и увидела такую варварскую Россию. Откуда у вас такое точное понимание и ощущение русской музыки?