в парламенте, чтобы узаконить принудительный роспуск. Ему все удалось: в марте 1536 года был принят акт, по которому распускались монастыри, имеющие доход до £200 в год, – в эту категорию попало примерно 372 аббатства в Англии и 27 в Уэльсе[301]. Хотя какое-то количество монастырей не попадало под действие этого акта, скоро взялись и за оставшиеся, а также за более крупные обители. Поначалу не планировалось уничтожить все крупные аббатства; некоторых изолированных «капитулянтов» удалось склонить в конце 1537 года. Однако в конце 1538 года Кромвель и около 30 его сотрудников приступили к методичной кампании по полному роспуску монастырей. 202 оставшиеся обители сдались в течение 16 месяцев: последний акт сдачи, роспуск Уолтемского аббатства, датировался 23 марта 1540 года[302]. Между тем акт 1539 года узаконил действия Кромвеля, передав короне имущество крупных монастырей.

Историки нередко расходятся во мнениях по поводу долгосрочных последствий роспуска монастырей, которые легко разделить на те, что предусматривались заранее, и те, что оказались неожиданными. В рамках первой категории последствий Генрих VIII ликвидировал последние оплоты возможного сопротивления своему верховенству над церковью. На остатках монастырских зданий и владений король основал шесть новых епархий – Питерборо, Глостер, Оксфорд, Честер, Бристоль и Вестминстер. Вестминстерская епархия была расформирована в 1550 году. Генрих заново учредил кафедральные соборы Кентербери, Рочестера, Винчестера, Или, Нориджа, Вустера, Дарема и Карлайла. Король также сделал вклад в материальное обеспечение колледжа Уолси в Оксфорде, преобразовал Кингс-Холл Кембриджа в Тринити-колледж и в обоих университетах создал королевские кафедры. Однако планы поддержать финансами проповедников, школы, колледжи, больницы, изучение древнегреческого и древнееврейского языков, бедняков, строительство больших дорог и т. д. были отброшены. Гуманист Томас Старки, а также проповедники Роберт Кроули и Томас Левер осудили Генриха за то, что король не смог направить большее количество средств из монастырского имущества на школы, университеты и помощь бедным – верх взяли другие финансовые нужды.

Непредвиденными последствиями стали узаконенные акты варварства: массовое разрушение прекрасных готических зданий, переплавка великолепных средневековых изделий из металла и драгоценных украшений, разграбление библиотек. Духовенство мгновенно пало духом, резко уменьшилось количество кандидатов на рукоположение в духовный сан – мало было свидетельств, что Реформация Генриха имела серьезное отношение к духовной жизни или к Богу. Примерно 7000 монахов, монахинь и их обслуживающего персонала оказались на улице. Корона пожаловала большинству монахов пособия, пропорционально их положению и доходам их монастырей, однако церковные налоги лишились источников, поэтому лишь аббаты и приоры прожили остаток своих дней среди местного дворянства. Некоторые аббаты стали епископами и деканами кафедральных капитулов, примерно 2000 монахов получили разрешение служить в качестве белого духовенства – чтобы компенсировать снижение количества рукоположений. Тем не менее, вне всякого сомнения, возникли большие трудности. Исчезновение аббатов из палаты лордов обеспечило господство мирян в обеих палатах. На уровне церковных приходов львиная доля влияния тоже перешла к землевладельческим кругам мирян вследствие активных продаж земель королем. Монастырям принадлежали две пятых прав при поставлении на приход, корона сначала сократила эти права, а затем ликвидировала их вместе с проданными землями – устанавливая модель, просуществовавшую в течение трех столетий. И наконец, роспуск монастырей и последствия этих событий перераспределили национальное богатство в 1535–1558 годах преимущественно в пользу короны и мирян в ущерб церкви, но и существенно в пользу аристократии и мелкопоместного дворянства в ущерб короне. К 1558 году очень немногие новые или в значительной степени увеличившиеся частные имения были построены исключительно из прежде монастырских земель. Возьмем, например, графство Норфолк. К восшествию на престол Елизаветы богатства там перераспределились следующим образом: 4,8 % поместий графства принадлежало короне; 6,5 % – епископам, деканам и капитулам; 11,4 % – аристократам; 75,4 % – мелкопоместному дворянству. В 1535 году корона имела 2,7 % маноров; 20 % принадлежали церкви; 9,4 % находились в руках аристократии, а 64 % владели семейства джентри[303]. Эти цифры показывают, что церковь сохраняла одну треть своих земель, несмотря на роспуск монастырей, и епархиальная собственность стала добычей короны в 1540-е и 1550-е годы.

Поскольку роспуск монастырей включал в себя крупнейшую со времен Нормандского завоевания конфискацию и перераспределение богатств, он неизбежно вызывал противодействие на религиозной и экономической почве. 1 октября 1536 года в городке Лаут началось Линкольнширское восстание. Оно распространилось на север и к концу месяца охватило северные графства от реки Дон до границы с Шотландией: Йоркшир, Дарем, Нортумберленд, Камберленд, Уэстморленд, отдельные районы Ланкашира и Чешира. По сути дела, частично совместились три самостоятельных восстания: Линкольнширское восстание закончилось к 18 октября, «Благодатное паломничество» длилось до декабря 1536 года, а в январе-феврале 1537 года разразились новые мятежи в Ист-Райдинге и на северо-западе[304].

«Благодатное паломничество» представляло собой значительную угрозу, поскольку в нем объединили свои силы аристократия, джентри, духовенство и простой народ, и все разделяли одну идеологию. Несомненно, это выступление не было ни конфликтом разных социальных групп, ни расколом внутри правящего класса, а народным восстанием жителей северных графств в целом. Они надевали на себя символы Пяти ран Христовых; они давали клятву, которая противоречила клятве о признании королевской супрематии, и они распространяли баллады, связывающие тему церкви с социально-экономическим бедствием, которое, по их мнению, наступит в результате потери монастырской благотворительности:

Увы! Увы!

Ради церкви,

Бедные люди, просыпайтесь

И не удивляйтесь!

Всем ясно,

О потере

Бедные пожалеют,

Что не хватит слов описать[305][306].

Их клятва, которую сформулировал Роберт Аск в Йорке 17 октября, обязывала их принять Крест Христа, защищать католическую церковь, бороться с «этими еретиками» и изгнать «дурную» кровь и «порочных советников» из Королевского совета. В своих манифестах они называли имена Кромвеля, Кранмера, Одли и сэра Ричарда Рича, главу Палаты приобретений.

Однако хотя «Благодатное паломничество» следовало средневековым моделям проявления несогласия (то есть протест сочетался с торжественными заявлениями о лояльности королю и установленному порядку), восставшие ошибались, если думали, что смогут повторить успех противников «Дружественного дара» Уолси в Восточной Англии. Генрих VIII понимал, что нужно держать лицо и не делать никаких уступок. Восстание было слишком крупным, чтобы с ним мириться: протестовало более 30 000 человек, Йорк и Гулль находились в руках восставших, лорд Дарси сдал бунтовщикам замок Понтефракт. Генрих немедленно призвал аристократию к оружию: герцогов Норфолка и Саффолка, маркиза Эксетера и графов Шрусбери, Дерби, Арундела и Хантингдона. Когда Норфолк столкнулся с участниками «Паломничества» у Донкастерского моста, его армия сильно уступала восставшим в численности, соответственно, требовалось договориться, лишь немногие паломники желали гражданской войны. На самом деле лидеры мятежников тоже рассматривали переговоры как путь к успеху. Так, под видом перемирия Норфолк предложил условия, на основании которых мятежники разошлись 8 декабря, когда ланкастерский герольд зачел всеобщую амнистию, а герцог пообещал, что закрытые монастыри восстановят и будет созван свободный парламент.

Однако Генрих VIII лицемерил, он не намеревался держать слово. Вспышка новых выступлений в Ист-Райдинге и Озерном крае дала ему предлог потребовать репрессий, и