Шрифт:
Закладка:
Я шагнул влево, и ладонь Нади соскользнула с моей руки. Она остановилась, повернулась, недоуменно глядя на меня. Но, видимо, вспомнила, о чём я говорил в машине. Поколебавшись, подняла руку. Воздух заволновался вокруг её пальцев — начал образовываться Щит.
Я повернулся к ней спиной, одновременно вытаскивая из кармана коробочку с подарком. Открыл её — держа так, чтобы показать содержимое стене. Ну, вернее — зеркалу, вмонтированному в стену передо мной.
И тут у меня чуть не сорвалось с губ забористое ругательство. Между мной и зеркалом стоял изумлённый гвардеец с винтовкой со штыком. Вот тебе и первые охранники.
Глава 20. Великая княжна
Парню было лет двадцать пять. Он вытаращился на меня, потом опустил взгляд на коробочку у меня в руках. Какое-то полуневидимое облачко поднялось от коробочки, окутало голову гвардейца и исчезло.
Гвардеец чихнул. Тряхнул головой, и его взгляд прояснился. Он опять посмотрел на меня с немым вопросом: мол, чего ты тут встал?
А я повернул коробочку к себе. Там, внутри, действительно лежал кулон. Не чета той брошке, что я подарил Полли через Мишеля. Помимо того, что кулон был сделан из белого золота, его ещё и усыпали бриллианты. Милая безделушка для дочери правителя самого могущественного государства в мире.
Чтобы исключить последние сомнения, я вынул кулон из коробочки, подбросил его на ладони и вернул обратно. Больше никаких подвохов коробочка не содержала.
— Костя? — послышался тревожный голос сестры.
Я спрятал коробочку в карман, повернулся на каблуках и улыбнулся:
— Извини. Идём. Я просто хотел убедиться, что мой подарок действительно подходит для великой княжны.
Надя опустила ладонь, Щит растаял. Сестра вновь взяла меня под руку, мы обошли малахитовую ротонду, и перед нами распахнулись последние двери — в огромный, сияющий великолепием, блестящий и звучащий Николаевский зал.
— Князь Константин Барятинский и княжна Надежда Барятинская! — прозвучал голос церемониймейстера.
* * *
За каких-то пару минут я успел сбиться со счёту, сколько людей ко мне подошло. Мужчины, женщины — все улыбались, протягивали руки, произносили положенные вежливые слова. Надя смиренно играла роль моей тени, хотя ей это явно было не очень приятно.
Впрочем, сообразно этикету, её тоже не обделяли вниманием, пусть внимание это и было дежурным.
Новых правил этикета по случаю такого события мне в голову загрузили примерно пару вагонов. К счастью, благодаря урокам в Академии, я научился вполне сносно танцевать, а благодаря внушениям Нины усвоил, что отфилонить от этого занятия не выйдет.
Хороший вариант — заиметь травму ноги или спины, но это помешает другим сторонам моей активной жизни. Так что пришлось смириться с тем, что танцы — неизбежное зло.
Согласно правилам, первый танец нужно было станцевать с той дамой, с которой пришёл. И когда церемониймейстер объявил начало, я повернулся к Наде. Она уже успела освоиться и совершенно не собиралась падать в обморок. Её ладонь легла в мою, и с первыми тактами музыки мы двинулись, как и десятки пар вокруг нас.
— Счастлива? — спросил я у Нади, заметив её сияющие глаза.
— Ещё как! — ответила она мне.
Ну и слава богу. Теперь нужно подумать о делах.
Первый этап операции «подарок» можно считать благополучно пройденным. Если хитрое устройство, спрятанное в коробочке, и начало работать, ничего, угрожающего жизни и здоровью великой княжны, не произошло. По крайней мере, пока.
А где, собственно, эта самая великая княжна? Как она выглядит, я понятия не имею, увы. Как-то не удосужился поинтересоваться. Было бы неплохо, если бы она держалась рядом с папой, уж лицо императора трудно не запомнить. Портрет висел в каждом кабинете, грозно взирая на простых смертных. Кроме того, я имел счастье лицезреть императора воочию и даже говорил с ним с глазу на глаз.
Но зал был большой, народу много, и я пока что не видел императора. Зато подметил, что в основном на балу присутствовали люди среднего возраста и старше. Вряд ли великой княжне дозволили самостоятельно формировать список приглашённых. Политика есть политика, и на бал пригласили в основном тех, кто был важен в политическом смысле. Каким образом дед умудрился отвертеться, я у него так и не спросил. Вполне возможно, полноценной его заменой были мы с Надей. И выглядели здесь — как белые вороны. Самому молодому танцору, не считая нас, было лет двадцать пять, не меньше.
Закончился танец, и мы с Надей разделились. Она отошла поприветствовать группку дам, сбившуюся возле кресел у стены, а я оказался рядом с распорядителем бала, лысеющим мужчиной лет сорока, который немедленно куда-то меня поволок. Ну, в вежливом смысле.
— Прошу-с, вам просто необходимо засвидетельствовать...
— Постойте, — сказал я. — Вы в курсе, почему я здесь?
Распорядитель остановился, окинул меня непроницаемым взглядом, как-то затейливо подмигнул и сказал:
— В общих чертах.
Я приблизился к нему и, понизив голос, сквозь фоновую музыку, сказал:
— Гвардеец у входа в аванзал, тот, что справа. Нужно сменить его как можно скорее, а самого взять под стражу до выяснения обстоятельств. Проверить на магическое воздействие, на... Не знаю. В общем, проверить.
Судя по тому, что ни тени удивления не мелькнуло на лице распорядителя, он действительно был в курсе непростой ситуации.
— Принял к сведению, — кивнул он. — Сию секунду исполним-с... Ах, вот. Прошу, ваше сиятельство.
И он исчез.
Куда «прошу»? Чего «прошу»?..
Я проводил взглядом странного дядьку, потом посмотрел прямо перед собой и в удивлении приподнял брови.
Во время нашей первой встречи она была в накидке и с простой причёской. Сейчас же вокруг её головы вились локоны, над которыми явно не один час трудились талантливые парикмахеры. Ну или всё решилось проще — бытовой магией. Платье тоже было пышным и шикарным, ярко-синего цвета. Благодаря ему Аделаида, несчастная рыдающая курсантка, которую я встретил в парке, превратилась в великолепную даму.
Она стояла одна, в стороне от всеобщего веселья, даже не присоединилась ни к одной стайке ожидающих приглашения дам. Руки в синих кружевных перчатках скромно сложила перед собой. От прежнего образа только и остались, что эта отрешённость, да очки, слегка увеличивающие её и без того выразительные глаза.
Аделаида меня заметила. Это я понял по тому, как резко она отвела взгляд. Больше не было никаких сигналов, но я понял, что уйти сейчас было бы просто хамством. К тому же от Аделаиды веяло таким запредельным одиночеством, что мне сделалось её