Шрифт:
Закладка:
«Протиснулся или пробился?» – спрашивает Джимми. «Пробился. Я раскидал их в дверном проеме и пробил дыру или трещину в гипроке». Потом Дуг угрожал «разукрасить рожу» тому парню, а потом вышел из квартиры Эшли. История складывается из кусочков, она линейна только отчасти. Дуг что-то вспоминает и возвращается к моменту. Бабушка Эшли была там. Дуг удержал девушку ногой перед тем, как ударить. Выйдя из квартиры, он услышал сирены в отдалении, он знал, что это за ним, и, сгорбившись, присел на край тротуара. Он «хотел выглядеть как можно более безобидным, чтобы при аресте полицейские не применили насилие». Дуг говорит, что когда полицейские приехали, они смеялись над ним, спрашивали, не гей ли он, не нужна ли ему помощь, и не расист ли он.
Вся история занимает около десяти минут. «Можно задать уточняющий вопрос?» – спрашивает Донте. Формулировка «уточняющий» нужна, чтобы участники знали, что вопрос не враждебен.
Дуг кивает. «Когда ты говоришь “удержал ее ногой”, какую позу ты имеешь в виду? Ну то есть, что именно ты сделал?»
«Я лежал в кровати, – отвечает Дуг, – и я попытался ее от себя отодвинуть. Я это сделал ногой».
«Когда я на кого-то ставлю ногу, это физическое насилие», – говорит Донте. Дуг кивает. Джимми благодарит его за честность и потирает руки. Когда Дуг сказал, что «разукрасит рожу» другого возлюбленного Эшли – это была словесная угроза, объясняет Джимми членам группы. Он обращается к Дугу: «Можно задать уточняющий вопрос? Ты обращался к Эшли как-то еще, или только по имени?»
– По-разному.
– Как именно?
– Помню, что назвал ее шлюхой, – отвечает Дуг, – и, кажется, шалавой.
– Это очень важный компонент. Такие слова». Донте присоединяется к разговору об оскорблениях: «Слушай, чувак. Чтобы мне ее избить, мне надо, чтобы она перестала быть Эшли. Она шлюха. Ее надо переименовать, сечешь?
Джимми просит Дуга вспомнить, как в тот вечер двигалось его тело. Что он делал со своими мускулами.
– Я их напрягал, – отвечает Дуг.
– А что происходило с твоим сердцем?
– Оно колотилось.
Джимми встает и спрашивает Дуга, было ли его тело расслабленным или скованным?
«Скованным».
И тогда Джимми принимает эту позу, показывает Дугу и группе, как она выглядит со стороны. Спина слегка изогнута, кулаки сжаты, лицо ожесточилось. Одно плечо чуть выставлено вперед, вес перенесен на пятки, и кажется, что Джимми готов к внезапной атаке. Атмосфера в комнате сравнительно непринужденная и спокойная, и многих парней до глубины души потрясает этот контраст; они видят, как тело передает сигнал без единого слова.
«Вот что видит она», – говорит Джимми, не меняя позы. Он воспроизводит реакцию лимбической системы тела на угрозу. Дикое животное в опасности поведет себя так же. Донте и Джимми показывают это Дугу для наглядности. Как такую позу воспримет кто-то другой? Что почувствует, глядя на этого напряженно сжимающего кулаки человека с колотящимся сердцем?
Угрозу.
Страх.
Неприятие.
Это начало: наблюдение за телом. Язык – следующий в очереди. Кое-что сразу становится понятно. Например, замена имени сожительницы оскорблением. Но в целом язык – гораздо более тонкая материя. Он работает и на сознательном, и на бессознательном уровне. Это болезненное, долгое, подробное обсуждение. Не говори «киска». Не ругайся. Не говори «моя старушка». Не говори «шалава», «шлюха», «женщина». Используй имена собственные. Говори «спутница жизни». Поддерживай зрительный контакт с человеком или группой людей, с которыми разговариваешь. Не разваливайся на стуле. Когда описываешь случай, который привел тебя сюда, используй я-суждения и притяжательные местоимения. Жестокость не «наша», «мужская» или «общественная». Это «моя» жестокость. Твоя собственная жестокость. И ты должен нести за нее ответственность.
Это упражнение может продолжаться всё утро. Заключенные часами реконструируют событие, которое в реальной жизни могло занять всего несколько минут. Они не обязаны говорить о том инциденте, из-за которого оказались в тюрьме, хотя большинство выбирают его. Их просят подмечать каждую деталь, которую они могут вспомнить: язык тела, сердцебиение, ощущения в мышцах, тон голоса, слова, чувства, звуки и запахи. Как-то раз я сидела с группой Джимми в Сан-Бруно, и он спросил у мужчин, сколько времени проходит с момента, когда они начинают кричать на своих сожительниц, до того, как они оказываются в полицейской машине. Были разные варианты ответов: двадцать, двадцать пять минут, полчаса, час. «Нет, – сказал Джимми. – Десять минут. Бам! Такие вот дела». Несколько минут отделяют мужчину от медведя, медведя – от заключенного. Но сегодня Джимми и Дуг выполняют это упражнение менее чем за два часа.
Мы принуждаем, объясняет Джимми. Себя, своих жертв, своих детей. Это отделяет их от самих себя. Джимми говорит, что нужно быть готовым к действиям. Что осознание плюс действие равно изменение. Я вижу, как он оглядывает группу, одного мужчину за другим. «Я скажу последнюю, мать ее, вещь» – говорит Джимми, и встает. «Всю жизнь я был в курсе этого дерьма. Я отдаю себе отчет во всем, что когда-либо делал. Врал, изменял, воровал. Всю жизнь я слышал “Не продавай наркотики”. “Не будь наркоманом, не бей девок”. Мне всё время об этом говорили, но я не останавливался». Парень, устало облокотившийся на колени, выпрямляется. «Чуваки, это важно. Как захотеть обуздать свою жестокость?» Он замолкает, оглядывает лица собравшихся. «Если я закрою глаза на разрушения, которые после себя оставил, мне будет плевать»…
Этот момент перетекает во вторую историю Джимми. Самое худшее, что он сделал. Это случилось в день, когда он похитил женщину, которую любил, и чуть ее не убил. Келли Графф – бывшую сожительницу и мать его четырех детей. Они разошлись, и Джимми бесился. Келли была его женщиной. И он должен был ее вернуть. Он позвонил Келли и сказал, что хочет передать ей пятьсот долларов, так что не может ли она за ними заехать? Девушка попросила Джимми пообещать, что он ничего не выкинет. И Джимми пообещал. Это и есть принуждение. Потом, по
