Шрифт:
Закладка:
Как и я, Иринка охотно рассказывала о своей большой семье Бызовых. Её дед, Зиновий, к которому она нередко бегала поплакаться в жилетку, был в 1918 году ходоком из Сибири к Ленину. С любовью рассказывала о своих многочисленных дядьях, некоторые из них тоже бывали на фронтах, а один из них воевал даже на подводной лодке Северного флота с литерой «Щ» на рубке. Многие из них, потом уже в мирное время, работали рыбаками в Мурманске и, приезжая в гости на родину, привозили в подарок жирную рыбу зубатку, с которой Александра Зиновьевна пекла вкуснейшие пироги. Это были для маленькой Иринки, как сама она говорила, самые счастливые дни, когда приезжали в гости её дядья.
Общаться с Иринкой мне было интересно, и на душе становилось как-то сразу и надолго очень отрадно. Думалось даже: вот она, наконец-то, долгожданная, единственная, с которой любо связать свою судьбу на всю оставшуюся жизнь.
И вдруг – неожиданность… в дневнике осталась такая паническая запись:
«20 марта 1960 года, воскресенье: На лирическом фронте затишье. Это, кажется, конец. Вернее, это уже конец. Чутьё меня никогда не обманывало. Теперь осталось только одно и, пожалуй, основное – сохранить достоинство или, выражаясь военным языком, вовремя и в порядке отступить. Суворов и отступлением выигрывал сражения. Смешно, но факт».
Примерно в этот же период появилось сообщение в газетах, что с этого года в Дальневосточном университете на филологическом факультете открывается отделение журналистики. И я снова воспрянул духом немного и записал в дневнике:
«28 марта 1960 года, понедельник: Решил поступать в ДВГУ на заочное отделение журналистики. Берусь за английский, литературу – это два основных предмета, по которым нужно подготовиться основательно. Думал сначала в технический, но это очень трудно – многое забылось. А тут такая оказия. На этом факультете будет легче – на первый курс почти полностью обеспечен учебниками, пригодятся и пединституцкие конспекты лекций. За дело, дружище. Это близко к моей мечте. Зачем ехать в Москву, когда почти такую же специальность можно получить и здесь рядом».
Но Иринка по-прежнему не выходила из головы, и в дневнике запечатлелось моё отчаянное самобичевание – откровенный монолог на нескольких страницах. Приведу его почти полностью, так как он довольно чётко отражал моё тогдашнее душевное состояние:
«7 апреля 1960 года, четверг: Не разведав сил противника, не изучив его тактику – не выиграть сражения. Это старая истина. Нечто подобное и случилось со мной. Я не разобрался в характере Иринки, не изучил её стремлений, не понял, чем она живёт, о чём мечтает, а увлёкся лишь самим собой, замкнулся только на своих чувствах. Получилось что-то вроде лобовой атаки вслепую. И результат – явное поражение. Она права, я оказался величайшим болваном, причём с очень большой буквы. Да ещё вдобавок – напрочь отказало элементарное красноречие: говорил с ней суконным языком обыкновенного деревенского дурочка стыдно вспомнить.
Завтра попробую исправить положение, хоть и мало уже надежды. А как всё хорошо у нас уже было наладилось! Девушка моей мечты, та, которую я, быть может, искал всю жизнь, сейчас может уйти навсегда. И тогда снова одиночество, тоска. Неужели ничего нельзя сделать? Хоть вешайся. Вот положение…
Единственная девчонка, которой я писал стихи. Это уже любовь, настоящая…
Вот что я хотел бы сказать ей завтра:
– Видишь ли, Иринка, я не хотел обидеть тебя, я не желаю тебе плохого. Понимаешь, я просто не сумел как следует выразить свои мысли, вот и получился у меня какой-то детский лепет. Ты обиделась, сказала, что это оскорбительно для тебя. А дело в том, что у меня сейчас просто безвыходное положение. Если я хочу поступить учиться в вуз, мне нужно сначала устроить свою личную жизнь. Так как в тех условиях, в которых я сейчас нахожусь, я совершенно не смогу подготовиться к поступлению, а, тем более, потом заниматься на заочном обучении. Живём мы вчетвером в небольшой комнатке 5 на 3, 5 метра – можно считать, что негде повернуться даже. И вот представь такую картину: только сел заниматься – читать или писать, и тут приходит какой-нибудь сосед или соседка. А к нам они ходят часто, особенно женщины к матери. Ну и пошло: сидят час, второй – не выгонишь ведь человека. Вот и нервничаешь, мечешься, психуешь – дело-то не клеится. Уйдут, а там уже и настроение пропадает заниматься. Другой раз такое настроение бывает, что хоть сбегай куда-нибудь. А куда побежишь? Мне ведь надо усиленно заниматься, многое забылось. Если я снова уеду из дома, то совсем никогда не поступлю. А что будет, когда начнутся занятия на заочном? Ведь тогда не только день, каждый час будет на счету. Вот это всё, Иринка, в основном и послужило поводом к вчерашнему разговору. Если бы не это, я бы год, два ходил вокруг тебя, прежде чем осмелился бы сказать, что люблю тебя. Ты не веришь мне, боишься? Не бойся, не укушу. Понимаешь, Иринка, я и сам не верил никогда, что может существовать любовь с первого взгляда. А когда увидел тебя впервые, поверил. С тех пор я потерял покой, забыл, что есть на свете много других девчат, – ты мне затмила весь свет. И раньше ведь я дружил со многими девчатами в разных местах, но так и не нашёл по сердцу. А ты пленила меня сразу, с первого дня. Никому я раньше не писал стихов – не получались, не было вдохновения. А тут как откуда что взялось. Понял я, что ты и есть девушка моей мечты, та единственная, которую я так долго искал и не мог найти. Сначала я вообще боялся даже подойти к тебе – ведь ты мастер, а я простой работяга, чёрная кость. Станет ли она разговаривать со мной, думал я. От любви, говорят, глупеют, вот и я стал ходить за тобой как привязанный. Потом был пожар в сушильной камере, а когда начались там ремонтные работы, ты наравне со всеми нами работала там. Тогда я увидел, что ты простая милая девчонка, не кичишься своим образованием, как многие, не брезгуешь чёрной и грязной работой, к рабочим относишься душевно. И после этого я, наконец, набрался смелости и пригласил тебя в кино первый раз. С тех пор, понимаешь, Иринка, моё чувство к тебе всё больше и больше
