таким геройским названием, мы снова попали в непролазный кедрач и опять поползли с черепашьей скоростью, падая, ругаясь, проклиная всё на свете. Начальник разбил часы при падении, и время теперь осталось только у меня. А было уже пять часов вечера, и погода всё ухудшалась. Впереди снова был кедрач, и неизвестно, где и когда он кончится. А нам ещё нужно было идти по этому западному отрогу Камышового хребта на сам этот хребет и там свалиться в речку, текущую уже на восток. Неизвестно, какая будет долина той речки впереди и можно ли будет там поставить палатку. Кроме того, по этому западному отрогу нужно было идти ещё несколько километров, и всё по кедрачу. Мы созвали «военный совет» и решили остановиться на ночлег прямо сейчас, в седловинке этого отрога, потому что вечер был уже совсем близко.

Палатку поставили прямо в кедраче, закрепив её за корявые стволы невысокой каменной берёзы, разожгли костёр с помощью свечного огарка, которые всегда были у меня в рюкзаке на случай непогоды. Однако воды здесь не было совсем. Сориентировались по карте и определили, что с одной стороны хребта к ближайшему ручью надо спускаться метров 150, а с другой – все 500. И это всё по кедрачу. Володя Бардюк как самый молодой вызвался сходить за водой, а мы занялись заготовкой дров. Сверх ожидания, Володя довольно быстро нашёл воду, и мы, сварив вермишель с тушёнкой, наконец-то согрелись горячей пищей. Не было только традиционного вечернего чая – никому не хотелось снова идти за водой, да ещё в потёмках. Мы лежали в палатке в ватных спальных мешках, ветер выл и свистел, беспощадно трепал наше ненадёжное убежище. Но нам было тепло в палатке, она не протекала, и мы с удовольствием думали, как хорошо всё-таки, что в этот маршрут мы взяли с собой ватные спальники. При свете свечи мы по очереди читали вслух повесть Виктора Кина «По ту сторону», восхищались Безайсом…

Утром я встал в семь часов. Было очень холодно, и не хотелось вылезать из спального мешка. Ветер свистел по-прежнему. Кроме того, ночью прошёл дождь, и всё вокруг было мокро, лило с лап кедрача. Володя отправился вновь за водой, а я стал разжигать костёр из мокрого валежника. С горем пополам мне удалось сделать это – опять-таки с помощью свечки. Снова сварили вермишель с тушёнкой и даже вскипятили чай в кружках.

Снова мы шли на Камышовый хребет, мокрые с головы до ног. Бешеный ветер гнал мелкую водяную пыль, пронизывал до костей. Скоро мы спустились с Камышового хребта в речку Александровку, но от этого нам нисколько не было легче. Крутой головокружительный спуск, узкая долина с крутыми склонами сопок, будто ущелье, частые водопады, которые приходилось обходить по этим крутым каменистым склонам, буквально карабкаясь по ним и цепляясь за редкие и ненадёжные кустики, рискуя сорваться на камни в десятке метров внизу. Дождь не переставал. Мы шли весь день, без обеда как всегда. К вечеру долина стала ровнее, и мы разбили лагерь уже под пихтами. Развели большой костёр и в первую очередь высушили свою спасительницу палатку. Потом поужинали и начали сушить собственную одежду. Дождь практически уже перестал, и мы бегали в одних трусах вокруг костра как дикари, а от наших вещей, развешанных на сооружённых нами вешалах, валил густой пар. В этот вечер, как и в последующие, мы снова читали Виктора Кина. Да, перед сном мы на этот раз выпили сразу два котелка горячего чая, и, может быть, этим самым избавили себя от простуды. Правда, все остальные дни похода нас мучил надоедный насморк.

На следующий день, прокладывая курс по азимуту и чётко по параллели курсом на восток, мы пересекли четыре водораздела из восточных уже отрогов Камышового хребта. Вторую половину дня шли по старой гари. Представление о ней: сопки щетинятся сухими ёлками и пихтами, сплошь завалены обгорелыми стволами поваленных деревьев, и вся эта прелесть заросла густым пыреем и малинником. В этот день мы сошлись во мнении, что малина хороша только дома за чаем…

Потом был другой день и другое знаменательное событие. Мы перешли вброд речку Макаровку, в том месте шириной метров сорок. Течение после дождей сумасшедшее и жгуче холодная вода. Мы шли с Володей, раздевшись по пояс, а Валентин Павлович как разведчик шёл первым и совершенно голый. Шли, с трудом переставляя ноги, борясь с быстрым течением, рискуя на каждом очередном шаге быть сбитым с ног. Но всё обошлось благополучно. Выйдя на противоположный берег, сразу же надели сухую одежду и начали разбивать лагерь. Вечером за ужином Валентин Павлович достал из своего рюкзака фляжку со спиртом, о которой мы даже не подозревали, и налил каждому в кружку на благо здоровью.

На последней реке Кринке ждала нас ещё одна неожиданность: на каждом шагу встречались сероводородные источники, и даже в самой речушке вода была с запахом тухлых яиц, и пить её было просто неприятно. А деревья и кусты в долине этой речушки были редкими и совсем чахлыми. Мы не знали об этих сюрпризах долины Кринки и шли по ней, изнывая от жажды. Кроме того, на этом переходе мы испытали холод первых морозов, а на одном из перевалов на нас сыпалась из туч настоящая снежная крупа…

Ещё перед началом маршрута кто-то из местных жителей охарактеризовал Макарово как город пьяниц и красивых женщин. Но, войдя в него сразу после последней ночёвки на маршруте, мы не обнаружили ни того, ни другого. О городе самом осталось такое впечатление: страшный холод и ветер, мы бегаем целый день по его улицам и не можем найти хоть какую-нибудь захудалую забегаловку, чтобы перекусить, – ведь не разводить же посреди пыльной городской улицы бивуачный костёр и варить всё ту же обрыдшую кашу с тушёнкой. Под вечер наконец-то нашли пельменную, но и в ней по закону подлости не оказалось пельменей. Так голодными и уехали на поезде из Макарово…

О сахалинских поездах: лучше идти пешком, чем ездить на них… Вышли мы из этой вялобегущей колесницы на железном ходу ночью на какой-то маленькой станции, где нас уже ждала наша машина с адским водителем Колей Татаринцевым и к утру уже мы были дома, в Орлово…

В общем, маршрутом я вполне доволен…»

Вот такие записи я оставил тогда в своём дневнике.

7.

После этого памятного маршрута уже полным ходом начались сборы по возвращению на материк. И только некоторые из нас, вроде меня, Миши Маевского и ещё трёх-четырёх человек,