большого отряда или разбойничали на дороге? Пытать я тебя не буду, конечно. Зато прекращу страдания, если ответишь. Учти: кому бы мы ни молились, а лгать на пороге смерти всяко грешно.

Должно быть, и правда грешно. Но Кайл готов был взять на себя такой грех. Пусть юнец думает, что вырезал случайную шайку, забредшую слишком далеко. Если поверит, конечно. Пленный всё равно ничего путного не расскажет...

— Это все. Нам… пришлось на запад… патрули. Не смогли уйти… в лес. Мммальчишку… мальчишку нашли сегодня. Полдня пути отсюда. Тут… искали укрытие. Ночь, гроза.

Гром заглушал слабый голос Кайла. Тяжёлая туча уже заволокла полнеба, то и дело вспыхивали молнии. Рыцарю придётся жечь тела после грозы — если он, конечно, собирается исполнить обещание. Кайл почему-то верил, что собирается.

— Понимаю. А что Даглус? Он вернулся в Восточный Лес?

— Ннне знаю. Мы шли… не с ним.

— Не очень-то верю, что не знаешь. Но прежде, кажется, ты говорил правду… Оставлю это на твоей совести. Я ведь сам не представился — а ты, верно, хочешь знать, кто убил тебя и твоих людей? Моё имя Робин. Сир Робин Гаскойн.

Вот оно как. Сын барона. Неудивительно, что четверо гвендлов не справились с ним, трагически недооценив: вопреки юному возрасту, сир Робин слыл лучшим бойцом Вудленда. Талант. Кайл пуще прежнего пожалел, что они не убили рыцаря, когда была возможность. Такой трофей невероятно возвысил бы его среди Гэннов. Да что там… Кайл прославился бы на весь Орфхлэйт.

Но теперь Эйлис даже не узнает, что с ним случилось.

Говорят, перед смертью весь жизненный путь проносится перед глазами. Ерунда: ничего подобного Кайл не испытал. Сожаления тоже развеялись — хоть и было, о чём сожалеть. Боль притупилась. Даже крупных капель дождя, забарабанивших по лицу, Кайл не чувствовал. Он уже не был частью этого мира.

— Давай, сир Робин… заканчивай.

Рыцарь занёс меч над грудью Кайла, но сознание потухло ещё прежде удара. Теперь уже навсегда. Последнее, что гвендл увидел — как сизая туча сменилась чистым ночным небом, усеянным звёздами. Вместо капель дождя, падавших вниз, вверх полетели искры.

Глава 5

— Остановимся, братья: время молитвы.

Церковь предписывала молиться Творцу Небесному минимум трижды в день. Не все верующие были достаточно прилежны, особенно что касалось полуденной молитвы. Но паладины, конечно, соблюдали указания в точности.

Можно было и поспорить о том, наступил ли полдень: солнца рыцари толком не видели. Небо с утра затянуло тучами. Однако спорить никто не стал — тем более что спутники Тиберия подустали трястись в сёдлах.

И сам магистр был рад слезть с коня: хоть Колуэй лежал недалеко от Фиршилда, сказалась долгая дорога из столицы. К тому же рыцарю приглянулась часовенка на перекрёстке двух широких, но вусмерть разбитых дорог.

На больших перекрёстках часто ставили часовни, и не просто для заботы о набожных путниках. Дело было в самой вере. Если точнее — в святой Белле, Благостной Деве, что принесла людям мрачной древности слово Его и благую весть Его. Белла поплатилась за это жизнью: её сожгли на перекрёстке, и ветер разнёс прах по четырём дорогам — во все стороны света.

А вместе с прахом — и веру в Творца Небесного. Потому последователи Его и почитали перекрёсток. Их равносторонние кресты изображали именно пересечение дорог. К этой форме тяготели в архитектуре, а почти век назад Бернард IV Набожный, король Стирлинга в те времена, даже додумался строить подобным образом армию. К счастью, от этого отказались после первого поражения. Творец Небесный всемогущ и всемилостив, однако не поощрит любую глупость, совершаемую в его честь.

В противовес кресту, дурным символом верующие считали круг. Это дорога без начала и конца, путь в никуда. К тому же круг издревле был связан с языческими суевериями.

Священника, что заботился о часовне, оторвали от уже начатой молитвы. Тиберию стало неловко.

— Простите, отец, что потревожили вас. Мы не нашли лучшего места в дороге.

Старик вовсе не был расстроен или разозлён.

— Истинное чудо, что такие благочестивые рыцари и сам паладин-магистр решили помолиться в моей скромной обители! Счастлив принять вас, братья во кресте. Идёмте к алтарю, скорее!

Всадники продолжили путь спустя полчаса. Тиберий ехал впереди, рядом с местным рыцарем — сиром Вилфордом Винслоу, которого барон назначил провожатым. Следом везли знамёна два паладина: Деметрий — церковную хоругвь, Хирмений — паладинский стяг. Сир Амадей замыкал маленькую колонну. Вопреки изначальным планам, они всё же прихватили нескольких сквайров.

Винслоу магистру сразу же не понравился. Даже несмотря на то, что среди рыцарей Вудленда он был, похоже, самым ярым сторонником Церкви — и помогал сгинувшему Вермилию.

Тиберий начинал понимать слова барона о сложном отношении вудлендцев к деятельности церковных рыцарей. Сир Вилфорд производил впечатление человека, в истовости которого говорит вовсе не искренняя вера, не чистая любовь к Творцу Небесному. Скорее речь шла о пристрастии иного рода — каковое в борьбе с ересью легко утолить.

— Ну… не то шоб они взошли на костёр… ходить-то уже не могли! — Винслоу расхохотался. — Я аж боялся, что с парочкой их этих нечистых отродий переборщил. Что трупы жечь придётся. Но всё прошло как должно! Мы согнали деревенских, шоб поглядели на казнь в назидание, и до самого конца никому уйти не дали. А горело-то долго: дрова собрали сырые.

Пухлые щёки Винслоу снова запрыгали, лицо покраснело, а маленькие глазки прищурились так, что почти исчезли. Тиберий поморщился. Сир Вилфорд смущал его откровенной кровожадностью и совсем не походил на крепкого бойца. Но, как заверил барон, Винслоу — небогатый, однако старый и уважаемый в Вудленде род. А сам сир Вилфорд — человек надёжный.

— Помните, сир Вилфорд: страдания заблудших служат лишь очищению их душ. Мы ни в коем случае не должны теми страданиями наслаждаться, какой бы праведной яростью ни пылали к неверным, еретикам и слугам Нечистого. Архиепископ каждого паладина тщательно наставляет о том, и сам я стремлюсь донести сию мысль до любого, кто стоит на защите креста.

Винслоу пожал покатыми плечами. Его грушеобразная фигура даже в доспехе не смотрелась так, как должно выглядеть рыцарю. Ко всему прочему, речь Вилфорда выдавала в нём человека плохо образованного, хотя достойного происхождения. Тиберий не привык видеть таких рыцарей.

— Не знаю, магистр. Не свезло мне бывать на проповедях архиепископа. Вам перечить не смею, но вот паладин Вермилий, знаете, слова поперёк мне не говорил. За