А затем меня утянуло в водоворот, как аквапарк с аэротрубой. Не понял, сколько времени прошло, но, когда выбросило из техники и прокатило по асфальту, дошло, что покрытие содрало кожу с рук.

А, значит, доспеха нет!

Это же сколько меня мотыляло?

Я попытался включить щит. Но резервуар табура был пуст. Я потянулся к гойле, но в этот момент мне влепили ногой по лицу.

В ушах зазвенело. В глазах заискрилось. Картинка шла ходуном.

Я всем сердцем тянулся к гойле. Но выходило, будто пытаешься завести авто без топлива.

Ну же сила предков. Давай! Откликайся!

Ледяной клинок заискрил в закатных лучах. Вдали раздался вой резины по асфальту и рык двигателя. Не успел ты Алан Филиппович. Совсем чуть-чуть не успел.

— Жизнь за жизнь! — улыбаясь проговорил Жумабай и опустил меч.

И тут обзор закрыла спина Безымяныша. Прозрачное лезвие техники окрасилось в красный, выглянув чуть выше поясницы ученика.

Густые капли падали с клинка. В голове зашумело. Не может быть! Это всё какой-то сраный бред.

— Жизнь за жизнь, — проговорил Безымяныш и рухнул рядом со мной.

Я смотрел на его немигающие глаза. После секунды ступора подскочил и зажал руками рану. Горячая кровь струилась сквозь пальцы.

В голове крутились только маты.

— Я отдал долг, господин, — проговорил воспитанник.

— Отдал, — сказал я, проглатывая горький ком, застрявший в горле, и чувствуя, как внутри что-то обрывается.

Что-то говорил Жумабай. Кричала Джи-А. Я увидел отсвет оранжево-красной вспышки, и горящее авто рухнуло на обочину. Следом пролетел человек в костюме. И еще один.

Я потянулся к гойле, чтобы расщепить Жумабая. Стереть его в пыль. Но внутри откликнулось что-то совсем иное.

То, что я видел недавно в глубокой медитации, но не смог различить. Тот самый слон.

Из ладоней вырвался свет. Нет, не моя стихия. Этот был совсем иной. Белый, как ангельские крылья и теплый как мамины ладошки. Он впитывался в Безымяныша.

Свет вышел из меня весь без остатка, и я обессиленно рухнул на колени. Рана в центре живота подопечного попросту исчезла. Я растерянно смотрел на ученика. И тут его веки дрогнули.

А следом разлепились клееные багровой коркой губы.

— Мандарины целые? — еле слышно протянул он.

Глава 19

О причинах произошедшего исцеления Безымяныша сейчас никак не подумать.

Я пленил Жумабая. Связал ему руки его же галстуком. Положил мордой в асфальт и поставил ногу на спину.

— Дернешься — отца расстроишь! — предупредил я, намекая на вред здоровью близкий к смертельному.

Нет. Я уже не был на него зол. Безымяныш выжил, и я испытал к младшему Нуртынбекову лишь немного жалости. Мотивы его действий кристально прозрачны. Многие бы поступили точно так же. Не за что мне зацепиться здесь, чтобы он оставил след в моём сердце.

Так что жест был театральный, воспитательного характера.

Уже стемнело. Я стоял в свете фар, двух уцелевших машин. Ощущения были дерьмовые. Мне бы только один разговор провести, а потом, скорее всего, отрублюсь. Лишь бы не раньше.

— И снова здравствуй, — хмуро проговорил Алан Филиппович. На сына даже взглянул, словно его здесь и нет.

— А вы не торопились, –заметил я.

— Скажем так. Я знал, что всё в порядке.

Похоже, кто-то из охранников вел ему голосовую трансляцию происходящего. А я еще удивился, почему никто не проехал по дороге. Желающих завернули с обоих сторон.

— Я думаю, об этом маленьком инциденте всем лучше забыть, — бросил глава рода пробный шар.

Я кивнул. Никому не нужно знать, о том, что здесь случилось.

— Обет молчания, — предложил я, чем немного удивил Нуртынбекова. Он всю душу из охраны и сына вытрясет, выясняя всё в мельчайших деталях. Но бойцы ничего толком и не видели из-за моих вспышек. Невидимость точно в секрете осталась, я же не зря её флешками маскировал. А вот с тем, что произошло в конце, ещё самому разбираться предстоит.

Мы принесли клятву о неразглашении. Наших ментальных сил хватило, чтобы обойтись даже без крови. Осталась еще два щепетильных вопроса.

— Дал слово, — сказал Алан Филипович, заложив руки за спину. — И его нарушил, — тут он впервые покосился на сына, которого до этого демонстративно не замечал.

— Не то, чтобы прям прилагали к этому усилия, — сделал я намёк, что не все так страшно, и ситуацию можно замять.

— Я виноват, — упрямо качнул головой Нуртынбеков. — Можете просить любую компенсацию.

— Мне пока ничего от вас не надо, — покачал я головой.

Собеседник кивнул. Долг останется.

— Могу я забрать сына? — спросил он. Жумабай официально мой пленник. И просто так его забирать даже неприлично.

Уставшие мозги со скрипом работали, перебирали варианты, но я ничего не мог придумать. Какую цену назначить?

Чтобы пауза не затягивалась, я кивнул.

Подошли двое охранников, подняли Жумабая и потащили под руки. Он лишь понуро опустил голову.

Ну точно! Просто поспрашиваю его. Информация — самое ценное, что удастся получить. Мы остались вдвоём, и самое время нормально поговорить.

— Вы отлично их обучили, — сказал я. — И настолько по-разному.

— Но недостаточно хорошо воспитал, — угрюмо сказал Алан Филиппович.

— Он почти меня достал, — кивнул я на понуро волочащего ноги наследника.

— Но он проиграл. Можно сказать, умер.

— Можно, — покивал я. — Время еще есть. Пробелы заполнятся. Потенциал пугающий. Разрешите вопрос?

— Да.

— Перетекания одной техники в другую, как это выглядит в структуре плетения?

Какое-то время мужчина молчал.

— Есть разные способы. Жумабай создает сразу несколько контуров одновременно.

— Как художник, который одновременно рисует двумя руками, — поразился я. — Редкий талант.

— Сын с детства его тренирует, и только недавно начало получаться, — сказал он и затих.

Понятно почему. После какой трагедии.

— Как Имамбай вообще связался с Романовым? За что он выплачивал долг?

— Всему виной любовь, — поджал губы Нуртынбеков. — Вы молоды. Должны понять. Он хотел знать, сможет ли он завоевать сердце одной юной особы.

— И как? Завоевал?

Собеседник кивнул.

— Я не одобрял. И со стороны девушки вся родня тоже была против. Но… влюбленные продавили. У меня недавно родился внук.

— Оу! Поздравляю! — совершенно искренне сказал я.

Значит, Имамбай