Джек пожал плечами.

— Вот что случается, когда в семье появляется плохое яблоко. Как ответственный взрослый, я изо всех сил старался держать его в узде, но любой здесь мог бы рассказать вам истории о нем… Мальчишка жестокий, непредсказуемый. Он нападал на сутенеров, проституток и наркоманов и отбирал у них деньги. Раз или два он отправлял хоккеистов-соперников в больницу после игры.

Я могла только смотреть, пока Джек рассказывал ужасные вещи о парне, живущем через коридор от меня.

— Социальные работники всегда были снисходительны к нему, учитывая его первую приемную семью и то, что они делали с ним до того, как появился я. Тем не менее, я не понимаю, как это может служить оправданием. Он представляет опасность для общества, сколько бы лет ему ни было. Хотя, я не знаю, чего все ожидали… Его мать выкидывала фокусы, когда он был совсем маленьким, и умерла от передоза, когда ему было пять, потом он провел три года с мясниками… Любой бы сошел с ума, я полагаю, но это не значит, что он должен быть на свободе, жить среди нормальных людей. Недавно он набросился на меня и попытался ударить ножом. Я чуть не сломал руку, пытаясь защититься.

Джек продолжал говорить, а Ева бросила на меня испуганный взгляд. Мое сердце давно выпрыгнуло из груди, и теперь, казалось, находилось где-то в ногах.

Что за черт? Я приехала сюда с целью раскопать что-нибудь на Кейдена, чтобы выровнять игровое поле между нами, но вместо этого выяснила слишком много. Я перегнула палку, заглянула слишком глубоко в его травмирующее прошлое, и, черт возьми, оно было ужасно.

— Значит, Вы взяли его к себе, когда ему было восемь? — мне удалось каким-то образом обрести голос.

— Конечно, взял. Из-за всей этой шумихи вокруг него никто не хотел рисковать, но я знал, что смогу справиться с ним. — Джек встал и подошел к стопке пожелтевших газет. Вытащив одну из них, он посмотрел на первую страницу и кивнул сам себе. Это была «Хроника Миднайт Фоллс», и когда он положил ее на стол, на меня уставилась черно-белая фотография.

— Я вспомнил, что сохранил ее. Можете забрать газету, если хотите. Покажите тренеру в Хэйд Харбор Хай, или директору школы, или еще кому-нибудь. Кто-то должен знать, на что способен этот мальчик, — сказал Джек.

Он постучал пальцем по фотографии, и заголовок бросился мне в глаза.

ПРИЕМНЫЙ СЫН — ЕДИНСТВЕННЫЙ, КТО ВЫЖИЛ ПОСЛЕ ПОЖАРА В ДОМЕ, ГДЕ ПОГИБЛИ ОБА РОДИТЕЛЯ. ПОЛИЦИЯ ПОДОЗРЕВАЕТ ПОДЖОГ.

22. Кейден

Лили снова избегала меня после инцидента в туалете на перерыве. А может, это было связано с тем, что Джоша временно оставили на скамейке запасных после того, как кто-то напал на него на парковке и сломал ему нос после игры.

Бедный парень. Только приятное ощущение ломающегося носа под моим кулаком успокоило мой гнев. Я не знал, подозревал ли он в нападении меня. Было темно, и я был осторожен. Мне было не привыкать совершать жестокие поступки в темноте. Когда-то это было моим хлебом и маслом в работе на дядю Джека. Сейчас я понимал, насколько изменилась моя жизнь после переезда к Уильямсам.

Я лежал в своей комнате по соседству с комнатой Лили и смотрел в потолок. В этом доме не было никого, кого бы я боялся. Здесь также не было никого, от кого мне нужно было бы прятаться. Я был в безопасности. Безопасность. Какое странное слово. Только сейчас я наконец понял, что это было то, чего я никогда не испытывал раньше.

Никаких пугающих звуков, как когда мама развлекала своих «друзей» в моем раннем детстве. Эти воспоминания были самыми худшими и, к счастью, самыми смутными. Хотя у меня было несколько хороших воспоминаний о матери, и это было самое ценное, что я мог назвать своим. Отрывки времени с единственным человеком, который когда-либо пытался полюбить меня.

Иногда, когда мама была под кайфом и чувствовала себя хорошо, она прихорашивалась, и мы шли в ближайшую закусочную, чтобы поесть мороженого. В свои пять лет я не замечал, что ее помада размазана по зубам, а красивое вечернее платье порвано и испачкано. Я не обращал внимания на то, как часто она ускользала в туалет, или как все в заведении с жалостью смотрели на меня, сидящего в одиночестве с шоколадным мороженым и сияющего от восторга.

Это были хорошие дни.

Позже в том же году я нашел ее холодной в своей постели, ее глаза смотрели на дверь и больше не двигалась. Я никогда не забуду ее последний взгляд, то, как она с тоской смотрела на свободу, такую близкую, но навсегда недосягаемую для неё. Мама не хотела быть той, кем стала. Дверь была совсем рядом, но она, прирожденная наркоманка, не смогла ее открыть.

После этого меня отправили к другой паре. По иронии судьбы, они носили фамилию, очень подходящую их хобби — Катлеры4. Мой кошмар начался именно тогда и никогда не прекращался. В то время как мои драгоценные воспоминания о матери были туманными, воспоминания о Катлерах были яркими и подробными. Я помнил каждую секунду в том доме, и жалел, что не могу забыть их все.

Я открыл фотографии дневника Лили на своем телефоне и устроился поудобнее, чтобы перечитать любимые моменты. Как ни странно, большего всего мне нравились не сны обо мне. Это было все остальное. Дни и месяцы невинных, милых мыслей моей Божьей коровки. Ее шутки с подругой, то, чему она научилась на занятиях, как она мечтала о том, чтобы ее не ограничивали, чтобы она могла быть собой и совершать ошибки, если это необходимо.

Запись о том, как она попробовала новый рецепт торта, была для меня сказкой на ночь. Я был словно вампир, высасывающий чистую, блестящую жизнь из обычных маленьких историй. Тех, которых мне никогда не доводилось переживать. Я закрыл глаза и представил, что был там с ней, в безопасности, в этом теплом, гостеприимном доме, вдали от монстров из моих снов.

Однако, как всегда, когда я засыпал, тепло исчезло, а кошмары вернулись. В конце концов, я не оставил своих демонов в Миднайт Фоллс.

Монстры жили в моей голове, и от них не было спасения.

На следующей неделе у нас была выездная игра, и команда была вся в делах. Мы