Пусть он сам расскажет о своих подвигах; как все люди в таких случаях, он эпичен.

«Ввиду серьезного положения в Петроград был командирован заместитель Председателя ВЦУ протоиерей Красницкий, — повествует с величавой важностью Красницкий, — лично принявший из рук патриарха Тихона его отречение. Печатаемые ниже документы показывают полный успех этой командировки и открывают ту силу, которая победила контрреволюционные з;;мыслы в Петроградской церкви… Революционная стихия победила в Петрограде и на церковном фронте». (Живая Церковь, № 5–6, статья В.Д.Красницкого «В Петрограде»).

Так или иначе путь в Петроград для первого обновленческого архиепископа был расчищен. 16 мая 1922 года старец архиерей прибыл в Петроград и совершил свое первое богослужение в Казанском соборе. Необычная для обновленческого архиерея личность старца возымела свое действие: никаких враждебных обструкций, типичных для того времени и принимавших иной раз необузданные формы, по отношению к нему не было — единственной формой протеста был массовый отказ подходить к нему под благословение.

17 июля новый архиерей посетил Александре-Невскую Лавру, где был встречен помощником наместника Лавры с братиею.

Отношения между двумя тезками носили весьма деликатный характер. Александро-Невская Лавра, согласно праву ставропигии, не подчинена главе Петроградской Церкви, а подчинена непосредственно главе Русской Церкви (Синоду, патриарху). Петербургские митрополиты правили Лаврой не в качестве епархиальных архиереев, а в качестве ее архимандритов. Николай Соболев архимандритом Лавры назначен не был; следовательно, никаких прав здесь не имел. Это дало возможность молодому епископу Николаю сохранить свою независимость, оставляя вопрос о признании ВЦУ и его ставленника Николая Соболева открытым. Однако 17 июля сам архиепископ прибыл в Лавру. Надо было найти какое-то решение. Епископ Николай вышел из положения со свойственным ему умом и тактом: выйдя навстречу старцу, он публично с ним облобызался, а затем, в качестве гостеприимного хозяина, стал водить его по Лавре — и пригласил к завтраку. Епископ Николай несколько напоминал (по наружности), когда был молодым, портреты Александра I. Еще больше походил он на него внутренне: совершенно очаровательная любезность, ласковость, приветливость — и за всем этим непроницаемая скрытность и тонкий дипломатический расчет[22]. На этот раз епископ остался верен себе: он осыпал Николая Соболева ласками, комплиментами, поцелуями, так что тот уехал совершенно очарованный и, возможно, в первый момент не заметил лишь одной детали: наместник не пригласил его служить в Лавре — а без этого вся его ласковость не имела ровно никакого значения и ни к чему его не обязывала (принимают же архиереи англиканских епископов — однако никакого признания это не означает).

Затем, на протяжении месяца, епископ Николай вел ту же ловкую и умную дипломатическую игру, и, наконец, когда эта тактика недомолвок и проволочек стала совершенно невозможной — потребовалось заявить ясно и недвусмысленно о признании ВЦУ и войти с Николаем Соболевым в евхаристическое общение, епископ «разыграл финал». Если можно говорить о дипломатическом искусстве, то епископ может считаться его мастером. Он умудрился одновременно уйти и остаться; и все признать и не признать ничего. В этом легко убедиться, прочтя следующий документ:

«В Петроградское Епархиальное Управление

епископа Николая (Ярушевича). Будучи вполне и безусловно лояльным в отношении ВЦУ и Петроградского епархиального управления, прошу Петроградское епархиальное управление об оставлении меня в должности настоятеля Лавры, чтобы я мог продолжать свою посильную работу на пользу Церкви в новых условиях ее существования. Ввиду же моей болезни и полного переутомления покорнейше прошу о разрешении мне сейчас отпуска в пределах Петроградской епархии на месяц с тем, что я оставляю за собой общее руководство Лаврою во время отпуска.

Епископ Николай (Ярушевич),

Александро-Невская Лавра».

(См.: Соборный разум, 1923, № 1–2.) Здесь что ни слово, то дипломатический шедевр — помимо «ухода с оставлением» (это давало возможность епископу Николаю не служить с Николаем Соболевым, когда тот с 30 августа стал все-таки служить в лаврском соборе), так и остается открытым вопрос о признании ВЦУ; интересно отметить, что здесь впервые появляется на сцену каучуковый термин «лояльность», который впоследствии сыграл такую огромную роль в истории Церкви двадцатых годов.

Следует указать, что термин «лояльность» (добросовестность), который может характеризовать отношение гражданина к своему правительству — совершенно недостаточен, когда речь идет об отношении духовного лица (да еще монаха) к церковной власти, которой он должен быть сынов-не, беззаветно предан.

Как мы увидим ниже, эта тактика епископа Николая была лишь увертюрой к его выступлению через месяц на историческую арену в качестве вождя так называемой петроградской автокефалии.

Между тем жизнь в Петроградской епархии налаживалась: в июле и в августе в Петрограде происходили организационная и идейная консолидации раскола. Уже к августу стало совершенно ясно: обновленческий Петроград противопоставил себя живоцерковной Москве.

Епархиальное управление в том составе, в каком оно было сформировано Красиицким, просуществовало лишь месяц. Новый состав: председатель — архиепископ Николай Петроградский и Гдовский (Соболев), уполномоченный ВЦУ — прот. М.С.Попов (с 12 сент. 1922 г. — епископ Детско-Сельский), управляющий делами — прот. Е.И.Запольский, члены: А.И.Боярский и В.К.Воскресенский. С августа в заседаниях Петроградского епархиального управления участвуют А.И.Введенский и прибывший из Москвы Е.Х. Белков.

Все члены Епархиального управления резко отличались от «Живой Церкви» как по идеологии, так и по своей психологии; такие люди, как М.С.Попов, Е.И.Запольский и другие, были типичными либеральными интеллигентами дореволюционной формации. Они с брезгливостью и отвращением относились к таким методам, как политический донос или личные выпады против кого бы то ни было с церковной кафедры.

В идеологическом отношении вождем петроградских обновленцев был А.И.Боярский, имя которого не так гремело в то время, как А.И.Введенского, но удельный вес которого среди питерского духовенства был значительно большим.

Для того чтобы уяснить себе, каковы были цели А.И.Боярского, приведем здесь документ, написанный им еще в апреле 1922 года — обращение в Петросовет. Несмотря на то что под документом стоят две подписи — Л.И.Введенского и А.И.Боярского, документ этот принадлежит целиком дному Боярскому.

В обращении провозглашается создание нового религиозного братства. Задачи этого братства следующие: «Объединившись на мысли о необходимости очистить христианство от тех новых наслоений, которые превратили эту единую религию братства и любви в несколько узко националистических враждебных друг другу религиозных мировоззрений,