Я смотрела на нее во все глаза. Господи, кто это?! Я не знаю эту женщину с пустым, застывшим взглядом.

– Что с ней? – испуганно спросила я у врача.

Тот, поспешно отводя взгляд, принялся бормотать что-то об адаптации и перечислять препараты, названия большинства которых заканчивалось на «ол».

– Ну, в общем, дома она придет в себя! – добавил он, вручая мне безвольную руку мамы. – Всего доброго! Здоровья вам!

Я осталась стоять в холле, держа безжизненные руки мамы в своих.

– Мама… Мамочка, ты меня узнаешь? – осторожно спросила я, заглядывая ей в глаза. – Я твоя дочь, Люба.

Мама скользнула по мне равнодушным взглядом и… ничего не ответила. Лишь плотнее сжала губы и отвела глаза.

Боже мой, неужели она теперь будет такой всегда?!

«Что вы с ней сделали?!» – хотелось закричать мне на всю больницу. Вместо этого я подхватила ее под руки и повела к выходу.

Таксист, скучавший на парковке, при виде нас выпрыгнул из машины и предусмотрительно распахнул перед нами заднюю дверцу. Если он и был шокирован увиденным, то виду, по крайней мере, не подал. Ну, и слава богу. Не хватало только его болтовни и сочувственных вздохов. Терпеть не могу выглядеть жалкой в глазах окружающих!

Приказав себе выпрямиться и расправить плечи, я королевой уселась на переднее сиденье рядом с водителем. Мама послушно дала себя усадить назад и равнодушным невидящим взглядом стала смотреть в окно.

Разглядывая обстановку в машине, я наткнулась взглядом на бархатное сердечко, висящее на зеркале.

Сергей, заметив мой интерес, тихо пояснил:

– Дочка сама шила. Она у меня рукодельничать любит… Ой, простите, я забыл, что подробности моей биографии вас не интересуют, – запнувшись, добавил он.

Мне тут же стало стыдно за свою резкость.

– Простите, – покаянно сказала я. – Просто все так навалилось на меня в последнее время. Иногда кажется – все, больше не могу! Не может человек столько боли вынести, он же живой, не из камня сделан. Но наступает новый день и… я опять могу. Несу свою ношу, делаю то, что должна делать. У меня тоже дочери. Две. И вот теперь еще мама.

– Значит, рассвет близко, – сказал вдруг таксист после долгого молчания.

Я, не ожидавшая такого откровения, даже вздрогнула от неожиданности.

– Что, простите?! Не поняла вас…

– Я говорю – рассвет близко, – повторил Сергей. – Надо упасть на дно, чтобы потом оттолкнуться от него со всей силы – и всплыть. Я сам через это проходил. Живой, как видите. Спасибо встретившимся мне на пути за уроки, – неопределенно закончил он, подруливая к подъезду.

– Спасибо, – поблагодарила я, доставая деньги. – Спасибо за поддержку. Пусть все у вас будет хорошо!

– Вы, конечно, скажете, что я обнаглел, – сказал вдруг Сергей, помогая маме выбраться из машины. – Может, оставите свой телефончик? Вы одиноки, я тоже… Да не надо денег! Может, встретимся как-нибудь? А?

В первую секунду мне стало смешно. Сто лет, а то и больше, ко мне не подкатывали таксисты – да и вообще мужчины. Потом пришло удивление – неужели я, много лет прожившая в браке с успешным мужчиной, соглашусь на свидание с каким-то таксистом?! Бред!

Но Сергей смотрел с такой надеждой, что я совершенно неожиданно для себя сказала:

– Хорошо, я согласна. Как-нибудь встретимся, почему бы и нет? А вы не поможете нам вещи донести до квартиры?

Кстати, а с чего это он решил, что я одинока?! У меня что, взгляд незамужней женщины?

Глава 33

Ясразу поняла, что Сережа дома – у входа стояли его ботинки. Почему же я тогда машины не заметила?

– Заходи, мамочка, осторожнее, – я взяла сумку из рук таксиста. – Спасибо, Сергей, за помощь, очень вам признательна. До свидания!

– Я позвоню! – просиял таксист, прощаясь.

Черт, зачем я продиктовала ему номер, кто меня за язык тянул?! Надо было две цифры неправильно назвать.

– Ну, и кто это был?! – спросил Сережа, неожиданно появляясь из кухни. – И почему это он тебе еще позвонит?!

Мне показалось, или я слышу в его голосе ревнивые нотки?!

Наслаждаться долго ревностью муженька мне не пришлось. К сожалению.

Узнав, что подвозивший меня мужчина – всего лишь простой таксист, Серега потерял к этой теме всяческий интерес.

– На безрыбье и рак – рыба, да? – гадко ухмыльнулся он. – Жизнь свою торопишься устроить? Ну-ну.

– Тебе-то какое дело? – возмутилась я, позабыв о данном себе обещании быть холодной и сдержанной, как советовал психолог в книжке. – Ты свою жизнь устроил, моя судьба и судьба твоих дочерей тебя особо не волнует, так что…

– А вот не надо! – взорвался Серега, и кулаки его угрожающе сжались. – Не надо про судьбу дочерей! Я всегда о них заботился и буду продолжать заботиться даже после… И не позволю, чтобы рядом с ними якшался какой-то малообразованный хмырь, ясно?!

– Лучше малообразованный хмырь, чем безмозглая профурсетка, которая даже яичницу тебе пожарить не в состоянии, – парировала я, окидывая красного злого Сережу презрительным взглядом.

– Да что ты с ним разговариваешь, мама? – выплыла из своей комнаты Алена. – Это же нацист какой-то: оценивает людей по их профессиям! На свете должны жить только образованные люди – остальные людьми себя могут не считать, так?! Мам, ты сюда посмотри: его обоже ему даже рубашку не погладила, ходит в мятом!

Абсолютно уничтоженный, Серега предпочел молча ретироваться. Это со мной он – Герой Советского Союза, непобедимый рыцарь словесных баталий. Перед дочерью он отчего-то пасует. Может, крыть ему нечем? Аленкины выражения бьют порой не в бровь, а в глаз.

Опустошенная этим коротким разговором, я была рада очутиться на родной кухне. Среди своих кастрюль и сковородок я чувствую себя немного волшебницей, немного колдуньей. Обожаю экспериментировать с продуктами, готовить изысканные блюда, а потом наблюдать, как на вкусные запахи понемногу в кухню стягиваются члены семьи. Раньше так было всегда.

Теперь же я чувствовала, что творить кулинарные шедевры не хочу. В горле стоял плотный комок невыплаканных слез. Больше всего на свете хотелось лечь и умереть. Но есть дети, мама…

Ладно, умру потом. Успеется.

Ну что ж, с приездом мамы жизнь моя однозначно стала проще и понятнее. У меня было чувство, что в нашем доме поселился маленький ребенок. Беспомощный маленький ребенок, который еще не умеет сам ходить, говорить, объяснять, что ему нужно. Вдобавок не узнает окружающих.

Утро начиналось с того, что я поднимала маму с постели и вела умываться. Сама она почему-то перестала это делать. Мне приходилось напоминать ей о самых элементарных вещах –