— Чешское? — удивился я. — Вроде бы это американская марка? Нет?

— Мне в Чехии рассказывали, что они с американцами судятся за название уже несколько десятилетий. Это в Чехии есть местечко с таким названием, где варят пиво с шестнадцатого века. — воодушевился парень, понимая, что приобрёл в моём лице заинтересованного слушателя.

— Интересно. Хотел спросить музыкантов… Что играли? Какой репертуар?

Музыканты переглянулись. Они сидели одной кучкой.

— «Битлов», в основном, «ролингов», «Джулай монинг»… Наши песни: «Девчонку», «Течение» Антонова… Много чего…

Я встал с ящика, открыл корф, достал гитару…

— У, мля, стратакастер, — проговорил гитарист, переглядываясь с басистом и вздыхая.

Включил гитару в пульт, потыкал драм-машину пальцами, придвинул стойку микрофона, сделал в него ртом: «Ц-ц-ц», проверив эхо и ткнул пальцем в пульт. Драм-машина отсчитала четыре раза стук барабанных палочек друг о друга и я выдал классический «A Hard Day’s Night»[1].

Синтезатор был настроен на раскладку моего голоса на три (в некоторых местах), а ударные молотили со всей «дури». Я тоже не сдерживал свой гитарный напор и мысленно веселился, видя как расширяются у ребят глаза и сыпется изо рта арахис. Как их не снесло звуковым напором со сцены я не знаю. Хе-хе-хе…

— Офигеть, сказал кто-то!

— Это что было? — спросил Николай Попков. — Звукозапись?

— Нет. Это просто музыкальное сопровождение моего синтезатора. Поддержка ритма. Голос и гитара мои. Вот…

Я снова нажал кнопку на пульте. Застучали палочки, потом пошёл барабанный и басовый ритм.

— Во-во… Бас, — ткнул он пальцем в колонку.

— По гамме гоняет в зависимости от моего гитарного звука.

— Хрена себе! Так не бывает. Задержка сигнала должна быть, — сказал один из зрителей.

Я посмотрел на него с интересом.

— Шпрехен зи? — спросил я его.

— Понемногу, — усмехнулся он. — четвёртый курс. Факультет вычислительной математики и кибернетики.

— О, как⁈ Это я удачно зашёл, — пробормотал я, а громко сказал. — Есть отставание, но очень маленькое, почти не заметное.

— Фига себе! Так не бывает! — продолжал упорствовать студент.

Я пожал плечами.

— Поверь глазам своим. Там новейшие процессоры. С сумасшедшей тактовой частотой.

Студент хотел что-то спросить, но я остановил его раскрытой ладонью.

— По музыке вопросы есть?

— Как ты это делаешь. Там же три голоса слышно.

— Голос раскладывается на терцию и квинту. Вот тут я кнопочку ногой нажимаю, — я показал, — и всё.

— Охренеть! Зачем тебе тогда ещё кто-то?

— Скучно одному играть, — серьёзно сказал я. — Да и импровизацию никто не отменял. Живое, оно и в Африке — живое.

— А можно попробовать? — спросил Саша Семцов.

— Сыграть? — спросил я.

— Да, не-е-е. Я понимаю… Гитару в чужие руки не дают. Спеть…

— Не вопрос. А гитара ещё одна есть. И бас. Сыграем, — спросил я, хитро сощурившись, словно приглашая «срезаться в картишки».

— Да, ептыть, — вырвалось у бас-гитариста, и он обтёр руки о тряпочку для рук. Их было много, вложенных в ящики. Любил я вытирать руки. Но и пачкался почему-то часто. Да-а-а…

— Мля-я-я… Фендер-бас, — простонал Попков.

— И у меня «Стратакастер», — похвалился Семцов.

— Извиняйте, — развёл я руками перед барабанщиком. — Амати ещё в полёте.

Я посмотрел на часы.

— Да. Только-только вылетели.

Ещё вчера с международного переговорного я связался с Джоном Сомерсетом и как лицо фонда попросил отправить заготовленный заранее груз на Парижский адрес, а следом переадресовал его тому же получателю в Москву. Так как юридическое лицо оставалось прежним французским, то платежей не добавилось и под экспотрные запреты я не попадал. А то, что в Союзе моё имущество растамаживалось по хитрой схеме, это уже другой вопрос. Я почему и не захотел создавать совместный с СССР фонд. Завезу сюда кучу всякой техники и отдам в долговременное пользование. Ха-ха! Ещё и завод по производству процессоров открою, млять! Наверное… Посмотрим. Итальянцы же построили «Автоваз» в Тольяти. Почему я не могу? Да-а-а…

Музыканты разобрали гитары. Я включил тюнер настройки, реагирующий зелёными огоньками на правильно настроенный звук. Саша Семцов и тут прифигел.

— Бля-я-я! — уже не стеснялся выражаться он. — Как в космосе. Это кто такую хреновинку делает?

— Фирма «Рэйнбоу» в Британии, — сказал я.

— Это те, кто компьютеры бытовые выпускают, — добавил студент-кибернетик. — С процессорами новейшими.

— Точно, — подтвердил я. — Они. Готовы? Настроились?

— Что тут настраиваться-то? — удивился бас-гитарист. — Даже стыдно как-то. Никакого слуха не надо.

Я хмыкнул.

— Сначала сами, без всего.

Саша нахмуренно-сосредоточенно кивнул, что-то сказал Попкову, подёргал струны. Потом ударил по ним. Короче, сыграли они неплохо. Видно было, что когда-то играли вместе. Со второго проигрыша Семцов запел начало песни. На третьем я прокрался к пульту и нажал кнопку. Ударили барабаны, голос Семцова разложился, в музыке появилось «мясо». Я чуть-чуть «поковырял» свою гитару, добавив соло.

— Пи*дец! — выразил кто-то из студентов своё отношение к происходящему.

— О*уеть! — согласился ещё кто-то.

Семцов в Попковым уставились на меня выпученными немигающими глазами.

— Это что было? — спросил Попков. — Я так никогда не играл.

— Хороший бас, — согласился я.

— Да, я инструмент в руках год не держал. Так не бывает.

— И у меня гитара сама играет, — удивлённо разглядывая свои пальцы, прошептал Семцов.

— Классно выдали! — кто-то из студентов поднял большой палец вверх. Его поддержали другие.

— Сыграй ты что-нибудь! Пока я очухаюсь. Словно загнанная лошадь, — попросил Сенцов отдуваясь.

— А ты думал, — хмыкнул я мысленно.