Шрифт:
Закладка:
Я гипнотизирую взглядом дверь и как одержимая мечтаю, чтобы Влад вбежал в аудиторию, сел рядом, взял меня за руку и обозначил, что между нами все изменилось, но чуда не происходит.
С ним случилась беда? Или... это я ночью сделала что-то не так и все испортила?
Мамины предостережения, что у парней лишь одно на уме, осиным роем зудят на подкорке. Я получила все, что хотела, игра окончилась. Никаких обещаний на долгое и счастливое продолжение он мне не давал.
Пальцы немеют, стены и потолок качаются и плывут, вздох комком застревает в горле. Ни черта вокруг не видя, нашариваю в рюкзаке бумажный мешок, расправляю и зарываюсь носом в его успокоительные глубины.
***
Осень окончательно вступила в свои права — в этом городке намного больше не закатанных в асфальт пустырей, парков и скверов, и умирание природы переживается явственнее и острее.
Над крышами, хрипло и отрывисто каркая, кружат черные птицы, по стеклам стекают прозрачные капли дождя.
Я покупаю тот самый салат с грибами и двойной латте, сама создаю на столике подобие сервировки и бесцельно пялюсь в унылый пейзаж за окном. Вялые мысли с трудом складываются в связанные цепочки, боль в груди разрастается до шока, и я глотаю горячий напиток с огромным трудом.
— Ну, и где этот шизик? — слева отодвигается пластиковый стул, в нос ударяет парфюм с нотками корицы и плесени, Макар подпирает кулаком подбородок и доверительно заглядывает в глаза.
— Мы не одно целое, — бубню, сжимая картонный стаканчик. — Не привязаны и не следим друг за другом.
— А похоже, что ты без него и шагу не можешь ступить.
— Тебе-то какая разница? — я взрываюсь. — Пришел опять предложить свою помощь? Ты же знаешь, отплатить я не сумею. Так что не трать драгоценное время по пустякам.
— Не обижайся, Москва! — Макар примирительно скалится. — Решил я все с переездом. Нашелся чел, который поможет мне на первых порах. Так значит, слизняк Болховский тебя все же бросил? Бросил, да? Ну и дела...
Молча встаю, забираю пожитки и покидаю столовую. Я выбита из колеи, и спонтанно решаю не возвращаться на пары. Привычным маршрутом тащусь в торговый центр, застываю на эскалаторе и ловлю яркие флешбеки из чьей-то чужой, счастливой жизни: подсвеченную огнями витрин улыбку Влада и свои сияющие глаза в отражении зеркал.
Под вывеской бренда, шмотки которого теперь ежедневно выгуливаю, я втягиваю голову в плечи и ускоряю шаг.
Я верну ему все. До копейки. Даже если придется идти на поклон к маме или все следующее лето работать без отдыха, обеда и сна.
Покупаю новую сим-карту и, задремав в тепле маршрутки, без мыслей и планов возвращаюсь домой.
***
Волшебный аромат Влада все еще витает в воздухе пустой квартиры, записка на протоколе интригует и обещает небо в алмазах, но смятая простыня смущает и просится в стирку — я стягиваю ее с дивана и швыряю в машинку. Я отчетливо помню каждое прикосновение и каждое слово, произнесенное этой ночью.
Адски, до звона, болит голова.
Переодеваюсь в домашний свитер, взбираюсь с ногами на стул, медленно жую вторую утреннюю порцию и запиваю холодным чаем с соленым привкусом слез. Тучи сгустились над скатными крышами, отяжелели и сочатся дождем, жуткий холод пробирает до костей, хочется разрыдаться и заорать в голос.
Меня настигает оглушающее прозрение: я сама выдумала светлый образ Влада, оправдывала каждую несостыковку, странность, недомолвку, быстро отведенный взгляд. Он же потянулся ко мне лишь потому, что после смерти Кнопки банально не вывозил эту жизнь.
Что ж. Ладно. Пусть так. По крайней мере, я его... любила. Но под ребрами мечется одуряющая, помрачающая сознание тоска.
Включаю успевший запылиться телефон и настраиваю раздачу интернета. Подхватив ноутбук, заваливаюсь на диван и сворачиваю вокруг ноющего, сломанного тела кокон из мягкого пледа.
Создаю себе новый аккаунт, ввожу в поисковик имя и фамилию Влада, но в списке обнаруживается только пара пожилых мужчин из других городов и несколько мертвых «собачек».
В рекомендациях всплывает Макар Елистратов, залезаю к нему на страницу и матерюсь — придурок создал портфолио группы с подробным досье на каждого студента. Мои фото, сделанные исподтишка с самых неожиданных ракурсов, добавлены в альбом одними из первых.
«Кто у нас самая отвязная? Эрика Александрова, она же Москва» — гласит шуточная подпись, но от смутной тревоги сводит зубы.
— Вот идиот! — заношу над клавиатурой палец и соображаю, как бы весомее припугнуть Елистратова и заставить его удалить это безобразие из сети, но вдруг обнаруживаю, что остальные ребята настроены весьма благодушно, и под моей растерянной физиономией светятся двадцать пять лайков. Усмиряю гнев и вздыхаю — это нормально. Отныне я — не запуганная отщепенка, а часть общности, и общность признала свои ошибки.
Самое время расслабиться и наслаждаться свободой. А Влад... благоразумно разорвал поводок, грозивший накрепко связать нас.
Собравшись с духом, нахожу сообщество феста и клуба — новых постов в нем нет, с уходом Влада и Кнопки весь движ ребят пересох, как ручеек под палящим солнцем. Из черной рамочки в закрепе улыбается Дина, чуть ниже размещено фото Влада с окровавленной губой, и я без стеснения рассматриваю его серые бездонные глаза.
Комменты под постом по-прежнему ужасают жестокостью — если Влад умудряется их читать, значит, каждый его день похож на преисподнюю.
Боль, боль, боль... Имеется ли в природе еще хоть одно чувство, которое он ощущает острее?..
Я уже не верю, что переспала с ним. Что целовалась, обнимала, держала за руку. Он будто на миг вынырнул из своего небытия, изобразил жест-сердечко, улыбнулся, заразил бесплодными надеждами и с разбегу нырнул обратно. И я не смогла ему помочь — не успела даже сориентироваться...
Перехожу в профиль Дэна — «демиурга» и старшего брата Кнопки и решительно пишу:
«Дэн, привет! Скорее всего, ты меня не помнишь, я — Эрика, та, с кем Дина общалась в последние дни. Пишу, чтобы попросить о милосердии. О Владе. Я понимаю, что твоя рана еще свежа, и он отчасти заслужил порицание, но также мы оба знаем, как Кнопка на самом деле к нему относилась. Она старалась сделать его жизнь лучше, и, каким бы он ни был холодным и отстраненным придурком, в несчастном случае он не виноват! Ради светлой памяти Дины... прекрати эту травлю и возроди дело, которым вы жили.
