Шрифт:
Закладка:
— Что — все? — равнодушно пожал плечами «обвиняемый». — Мое «все» конфисковали у моего папаши еще в девяностом году. У меня нет ничего, что можно было бы с меня взять.
— Вот-вот, — подтвердила его слова, посмеиваясь, Евгения, — у тебя ничего нет, поэтому ты и поставил на кон квартиру жены. К слову сказать, доставшуюся ей от бабушки с дедом. Ну и проиграл, разумеется, после чего поставили вас, что называется, «на счетчик». Который что? — веселилась Евгения, с удовольствием отрываясь обвинительной речью: — Правильно, кап-кап-кап-капает. Время поджимает, машину вы уже продали, чтобы погасить процент, а квартиру продавать ой как не хочется, вот и примчались к Паше умолять, чтобы он дал денег в долг на неизвестный срок и без процентов.
— Все-таки вдряпался в мошенников, — устало и тяжко вздохнув, Эльвира Аркадьевна обменялась с Софьей многозначительным взглядом, припоминая их дневной разговор.
— Ну и что? — воинствовала Глафира. — Мы хоть в своих мошенников угодили, а ты вон что вытворяешь!
— Так, хватит! — прогрохотав приказом, остановила их спор Мария Егоровна. — Грызетесь, как глупые шавки! Противно на вас смотреть! Обе хороши! — попеняла она притихшим под ее напором женщинам. — Одна любовника имеет уж сколько лет, при таком-то муже, который ей ни в чем никогда не отказывал. Каталась по миру, куда и когда хотела, жила как сыр в масле, ручек наманикюренных ничем не замарав. Свекровь упрекаешь, что она свои порядки тут поддерживает, а сама лентяйка первосортная, ни хрена никогда не делала, ни за что не отвечала, ничего не умеет, стол правильно сервировать — и то не знает как! Где белье постельное в доме лежит и сколько стоит вести все это хозяйство, понятия не имеет. Тебя же бо́льшую часть года вообще дома нет, ты же путешествовать с любовником изволишь. Принцесска недоделанная, фи она свое нам тут высказывать будет! Выступила она, видишь ли, с претензией, а сама ничем, кроме себя, и не занята. Толку от тебя в жизни — ноль! И ты, Глашка хороша! Дура, прости господи! Тетешкаешься со своим Ленечкой, как с дитем малолетним, все ему спускаешь, позволяешь… Сколько из-за него уже натерпелась-то? С дочерью на всю жизнь разругалась! И туда же! Попрекать, указывать да норов тут свой дурной показывать всем! Надеюсь, Павлу хватило ума не дать вам денег? — спросила она строго.
— Нет, конечно, — вместо Глафиры, раздраженно дернув плечиком, ответила Евгения, покраснев от полученного морального отлупа свояченицы. — Павел сказал, что чужих долгов не платит, тем более таких.
— А вот вам и мотив! — хлопнув в ладоши, радостно хохотнул уже порядком поднабравшийся Алексей Антонович. — Ха! Да всем известно, что Глашка за своего упыренка кого хочешь убьет. Пойдет на любое преступление, как та буржуазия за триста процентов дохода! А тут ее ненаглядного Ленечку мошенники за причиндалы прихватили, а братец помогать-выручать отказался. Так и грабанем его, раскулачим, раз сам не дает!
— Алексей! — одернула его мать и потребовала у сидевшей рядом с ним Марии: — Маша, забери у него выпивку. Хватит уже, и так набрался.
— А что, маман, я правду сказал, — не сдавался Алексей. — Все знают, что Глашка на муже повернута. Он ее «краш», как нынче молодежь это называет. Ленька-то что… так, пустой пузырь, ни на что не способный. А вот Глашуня наша стены протаранит ради него. Могла запросто сокровища тырануть.
— Да иди ты на хрен! — взвилась от возмущения Глафира. — Сам ты пустое место! Ни фига не можешь, не умеешь, никогда не работал, только щеки свои надувал, типа: «Я крутой!» Вечно с Пашей соревновался, все доказать хотел всем, что круче его! А сам ни богу свечка, ни черту кочерга! Никогда ни хрена не делал, только прожекты всякие бредовые выдумывал от безделья! Оно и понятно, дурак же у нас думкой богатеет! Жену в богадельню сплавил и живешь за ее счет.
— Сплетни и наговоры! — лениво махнув рукой, отбрехался Алексей. — Тебе прекрасно известно, что я уже много лет работаю в исследовательском институте…
— Не работаю, ты хотел сказать, — хохотнула Глафира.
— Хватит! — снова взяла на себя роль рефери Мария Егоровна, останавливая брата и прикрикивая на сестру: — Глаша, уймись уже! Разошлась ты что-то излишне.
— А что ты мне указываешь? — проигнорировала ее распоряжения Глафира, которую, похоже, уже было не остановить ничем, кроме прямого хука в голову, так ее пробрало эмоциональным штормом. — С Лешкой все понятно, наверняка приперся к Паше с очередным мифическим проектом и предложением поучаствовать в будущем распиле. — И спросила почти ласково, как та лисица петуха: — Правда, Лешенька? Ты зачем к Паше-то приезжал?
Алексей Антонович стушевался, засопел, покраснел и делано хохотнул. Правда, быстро справился с неловким моментом и, взяв себя в руки и вздернув подбородок, почти вальяжно ответил на вопрос сестры:
— Ты права, Глафира, я приезжал предложить Павлу поучаствовать в одном новом, интересном деле. Но, к сожалению, он отказался.
— Типа катка в тундре? — усмехнулся Леонид, ни в малой степени не отреагировавший на разоблачения, обвинения и жесткие высказывания в его адрес, ничуть не сумевшие испортить ему настроения. — Или разведения песца в условиях пустыни?
— Кто бы критиковал, — вернул ему шпильку Алексей.
— «Послушай, Лень, не трогай шурина. Какой ни есть, а все родня», — хохотнув, толкнул подправленную цитатку из Высоцкого.
— О! — обрадовавшись необычайно, Алексей перевел стрелки на молчавшего до сих пор и неожиданно прорезавшегося зятя. — Валентин проснулся. Вы вот их с Машей спросите, они-то зачем к Павлу приезжали, чего просили? А, Маш? — с нажимом обратился он к сестре. — А то на нас всех бочки катишь, уму-разуму учишь, главным морализатором себя назначила… А сама тоже ведь не на банкет Пашку приглашать приезжала?
— Дядь Леш, — предупреждающе-холодным тоном одернул дядьку Владимир, тут же встав на защиту родителей. — Ты себя в рамках держи все-таки.
— Да ладно, — устало махнула рукой Мария Егоровна, — что уж теперь, если пошел у нас вечер внезапных откровений. Нам с отцом
